Франк Тилье - Страх

Белланже рассматривал снимки и остановился на лице мертвого Микаэля Флореса. Длинные волосы и густая борода. Запекшаяся кровь на губах. Обескровленное тело, привязанное к стулу в спальне. Две зияющие дыры вместо глаз.

— Поговорим сначала о сыне. Микаэль-Хуан-Хосе Флорес. Родился двадцать восьмого октября тысяча девятьсот семидесятого года в родильном отделении общедоступной больницы Ларибуазьер в Париже. В момент смерти ему был сорок один год.

Он помолчал, а Николя тем временем внимательно просматривал каждый снимок. Тот, где были запечатлены лежащие на кровати глаза, оставил омерзительный вкус у него во рту.

— У меня есть крайне интересная выдержка из отчета судмедэксперта, я вам сейчас зачитаю: «В зонах с неровными и неотчетливыми краями на руках, ногах и половом органе присутствуют группы и комбинации линейных повреждений шириной 1–5 мм, покрытые красновато-коричневой коростой, а иногда окруженные покраснением 1–2 мм шириной».

Он закрыл прозрачную папку.

— И что это значит? — спросил Николя.

— Что его пытали электрическим током. Судмедэксперт полагает, что применялись электроды в виде вязальных спиц, подсоединенные к аккумулятору. Мы провели исследования и, учитывая повреждения, пришли к выводу, что речь идет о пыточной технике, которая использовалась в основном во время диктатуры в Аргентине.

— Пикана, — сказал Белланже.

— Вижу, вы знаете, о чем идет речь.

Николя был поражен. Он не так уж много знал об истории Аргентины, но слышал о гнусностях, которые творила там в конце семидесятых — начале восьмидесятых военная диктатура.

— Нам до сих пор неизвестно, почему его глаза были вырезаны из глазниц и положены на кровать. Быть может, таким образом поприветствовали нас? В любом случае за всем этим кроется отличная хирургическая техника: все было сделано чисто, глазные яблоки остались неповрежденными. По утверждению судмедэксперта, это требует сноровки специалиста. Хирурга, офтальмолога… Короче, мы имеем дело не с первым встречным.

Николя вспомнились картины Рембрандта, послание на стене в подземелье, письмо, отправленное из больничного центра. Знатоки, фанаты вскрытий, считающие себя выше законов.

— Вам удалось найти следы, снять отпечатки? — спросил капитан.

— Нет, убийца или убийцы ничего после себя не оставили. На месте мы ничего не обнаружили. Ни компьютера, ни карты памяти, ни мобильного телефона, ни записной книжки. Флорес не был зарегистрирован ни у одного телефонного оператора. Но людей, которые работают над деликатными сюжетами, вообще нелегко выследить, они часто пользуются одноразовыми телефонами, мобикартами или «серыми» SIM-картами. Мы все там прочесали частым гребнем, уж вы мне поверьте. Заодно обратили внимание и на фото, висевшие в его лаборатории, хотя многого не смогли из них извлечь.

— Там на стенах было одно место, где нескольких фотографий не хватало. Это вы их забрали?

— Нет, так уже было. Наверняка убийца постарался. Мы не располагаем никакими данными о том, что этот Флорес делал в последние месяцы своей жизни. От него осталось только нескольких административных следов. Из его выписок с банковских счетов мы получили интересную информацию, но ее трудно как-то использовать.

Он достал пачку листов, копии этих выписок.

— Флорес много мотался по свету из-за своих репортажей, но его последние поездки были в Албанию, Косово и… догадайтесь!

Белланже пожал плечами.

— В Аргентину. Что выявляет очевидную связь между ним и убийцей, если учесть разновидность пытки, которой его подвергли. Эти три поездки состоялись между концом две тысячи девятого и серединой две тысячи десятого года, и они не были предприняты ни по контракту, ни по чьему-либо заказу: Флорес тогда не работал ни на какой журнал и не получал предложений со стороны различных нанимателей. И его не сопровождал никакой репортер. Похоже, с конца две тысячи девятого он вел какое-то личное расследование, о котором никому ничего не рассказывал.

Он указал на распечатку.

— Его выписки с банковского счета указывают, что он провел по крайней мере месяц в разных местах Албании и в столице Косово и, наконец, чуть больше месяца в Аргентине. Мы смогли локализовать гостиницы и несколько ресторанов, где он питался. Много подозрительных закоулков, куда никому бы не пришло в голову соваться. Траты денег направо и налево, оплаты картой, которые позволили нам проследить его передвижения в целом, но из этого невозможно узнать ни чем он конкретно занимался, ни причины его поездок. Всего этого слишком мало, чтобы использовать как бы то ни было. Мы не знаем, что надо искать.

— Можете оставить мне копию этих выписок? А заодно фотографию Микаэля Флореса?

— Никаких проблем. Надеюсь, вы сделаете то же самое с вашим досье.

— Разумеется.

Блезак подтолкнул к нему другое фото:

— Оно оказалось на стене его лаборатории, под массой других снимков, в отличие от тех, которых там не хватало. Это единственное, которое мы нашли в связи с его последними поездками. И речь опять идет об Аргентине.

Николя рассмотрел снимок. На нем был запечатлен человек испанского типа, сидящий на ступенях. Сложив свои большие и указательные пальцы в виде двух кругов, он приложил их к глазам, словно невидимый бинокль.

Капитан полиции перевернул фотографию. На обороте рукой Микаэля Флореса в самом центре белого прямоугольника было подписано: «Эль Бендито, Боэдо, Буэнос-Айрес».

Эль Бендито… Блаженный.

— Согласно банковским выпискам, которые соответствуют его пребыванию в Аргентине, Флорес совершил там небольшое путешествие. В июле две тысячи десятого он съездил в Арекито, местечко в самом центре страны, в четырехстах километрах от Буэнос-Айреса, и провел там четыре дня.

Он показал это место пальцем на карте.

— Потом остановился на три дня в гостинице «Гран Гуарани» в Корриентесе, в семистах километрах к северу от Буэнос-Айреса, всего в двух шагах от парагвайской границы. А потом больше трех недель оставался в аргентинской столице, перебираясь из отеля в отель почти каждый день. Похоже, так он изучил Буэнос-Айрес вдоль и поперек, квартал за кварталом. И его последняя гостиница перед возвращением во Францию находилась как раз в районе Боэдо.

— Там, где он снял этого человека…

— Точно…

— Значит, он нарочно искал этого типа в Буэнос-Айресе.

— Да, мы тоже так думаем.

— И вам удалось что-нибудь вытянуть из этого снимка?

— Невозможно. Да и как, по-вашему, мы могли бы добраться до этого Эль Бендито? В одном этом районе больше тридцати тысяч жителей, Буэнос-Айрес — настоящий муравейник. Да и кто нам сказал, что он действительно живет в Боэдо? Данных слишком мало, чтобы можно было их использовать, даже если допустить, что Аргентина тут играет важную роль. Мы все-таки искали, звонили в несколько гостиниц, где останавливался Флорес, посылали фотографии. Но, как и следовало ожидать, спустя два года никто не сохранил о нем ни малейшего воспоминания.