Алистер Маклин - Марионетка [Кукла на цепи]

Я подошел ко второй двери, выключил фонарик , и потянул за ручку. Она слегка скрипнула. Я медленно и осторожно вошел внутрь. Эти предосторожности оказались отнюдь не лишними: вместо пола под ногами была спускающаяся вниз лестница. По восемнадцати ступенькам, образующим полный виток спирали, я с вытянутой рукой медленно сошел вниз, намереваясь нащупать дверь, и, не найдя ее, включил фонарик.

Это помещение было вдвое меньше церкви и без окон. Его освещали две лампочки без абажуров, висящие у самого потолка. Я нашел выключатель и зажег свет: Помещение почернело от времени еще больше, чем находящаяся над моей головой церковь. Простой деревянный пол был покрыт многолетней грязью. В центре стояло несколько столов и стульев. По двум противоположным стенам шли узкие высокие перегородки, образующие нечто вроде кабинок.

В ноздри ударил хорошо знакомый отвратительный запах. Мне показалось, что он доносится от одной из кабинок справа. Я убрал фонарик, достал из кобуры под мышкой пистолет, вынул из кармана глушитель и привернул его к стволу. Я ступал мягко, как кот. Обоняние подсказывало мне, что я иду в правильном направлении. Первые две кабинки были пусты. И тут я услышал чье-то дыхание. Дюйм за дюймом я все ближе подходил к третьей кабинке. Мой левый глаз и дуло пистолета заглянули в нее одновременно.

Осторожность была излишней. Опасность мне не угрожала. На узком столике стояла пепельница с докуренной до конца сигаретой. Рядом с пепельницей лежала голова мужчины. Отвернувшись от меня, он крепко спал. По исхудавшему телу и потертой, но опрятной одежде я сразу узнал Джорджа. Когда я видел его в последний раз, то мог бы поклясться, что в ближайшие 24 часа он не сможет встать с кровати. Если бы он был в нормальном состоянии, то я оказался бы прав, но на последней стадии болезни наркоманы уже не являются нормальными людьми и способны на удивление быстро, хотя и на короткое время, восстанавливать свои силы. Я не стал будить его. Пока он не создавал никаких проблем.

В конце комнаты между двумя рядами кабинок была еще одна дверь. Я уже с меньшей осторожностью открыл ее, вошел внутрь, нащупал выключатель и зажег свет. Это была большая комната, длинная и узкая, расположенная по всей длине церкви, но ширина ее не превышала трех метров. По обе стороны стояли полки, заставленные библиями, как две капли воды похожими на те, которые я видел на складе, и на те, которые Первая протестантская церковь щедро рассыпала по отелям Амстердама. Не было никакого смысла снова обследовать их, но тем не менее, заткнув пистолет за пояс, я снял наудачу с полки несколько библий и, перелистав их, убедился в том, что это самые обычные невинные библии. Я просмотрел несколько библий из второго ряда — результаты были те же. Отодвинув их в сторону, вынул одну из третьего ряда.

Для использования в качестве библии этот экземпляр был совершенно не пригоден и находился в весьма плачевном состоянии. На развороте почти во всю площадь страниц было сделано углубление, по форме и размеру похожее на круглый орешек. Я взял из этого ряда еще несколько книг и во всех нашел точно такие же углубления. Отложив в сторону одну из этих библий, поставил остальные на место и направился к четвертой двери. Войдя в нее, включил свет.

По-видимому, Первая протестантская церковь сделала все возможное, чтобы авангардистское духовенство наших дней шло в ногу с современным техническим веком. Но большинство духовных пастырей наверняка не ожидали, что слишком ретивые исполнители настолько исказят их волю и благие намерения. Эта комната занимала половину церковного подвала и служила отлично оборудованной механической мастерской. Здесь было все: токарные и фрезерные станки, прессы, тигли, формы для литья штампов и множество других машин, назначение которых было мне неизвестно. По полу валялась металлическая стружка. В стоящем в углу ящике лежали обрезки негодных свинцовых труб и несколько рулонов использованного кровельного железа. О характере продукции этой мастерской можно было лишь догадываться, потому что ни одного образца не было видно.

Я не торопясь дошел до середины комнаты и вдруг услышал со стороны двери, через которую только что вошел, едва уловимый звук. Меня охватило странное, тревожное чувство. Казалось, будто кто-то, стоящий совсем рядом, напряженно уставился мне в спину.

Ноги отяжелели, но я продолжал идти вперед. Это нелегко, если знаешь, что каждый последующий шаг может оборвать пуля или что-нибудь столь же смертоносное. Я шел вперед не оборачиваясь. В руках у меня была только легкая библия. Пистолет все еще торчал за поясом, любое неосторожное движение могло спровоцировать нервного человека нажать на курок. Я вел себя как последний идиот. Делал дурацкие ошибки, за которые дал бы нагоняй любому своему помощнику. А теперь меня ждала расплата за промахи. Возможно, расплата самой жизнью. Незапертая дверь в церковь, незапертая дверь в подвал, свобода входа любому, кто захотел бы заглянуть внутрь,— все это должно было насторожить меня, так как свидетельствовало о присутствии молчаливого вооруженного человека, задачей которого было пропустить меня внутрь, но самым решительным способом воспрепятствовать выходу из церкви. Где же он прячется? За кафедрой? За какой-нибудь боковой дверью на лестнице, которую я проглядел из-за непростительной небрежности?

Дойдя до конца комнаты, я заглянул за последний токарный станок, вскрикнул словно бы от удивления и нагнулся, явно показывая, что меня явно заинтересовал какой-то предмет, находящийся за станком. Я оставался в этом положении не больше двух секунд. Когда я резко поднял голову над станком, ствол моего пистолета с глушителем был уже поднят до уровня правого глаза.

От этого человека меня отделяло футов пятнадцать. Он подкрадывался, неслышно ступая в ботинках на резиновой подошве. Это был морщинистый человек с белым, как полотно, лицом и горящими, как угольки, глазами. Он стоял, направив в мою сторону оружие, с которым пистолет 38-го калибра не шел ни в какое сравнение. От одного вида этого оружия кровь стыла в жилах. Это был двенадцати-зарядный двуствольный обрез — самое эффективное оружие ближнего боя.

В тот же миг я выстрелил, понимая, что если упущу хоть секунду, он воспользуется своим шансом. Ровно в центре лба у него появилось круглое отверстие. Он шагнул вперед, но это был рефлекс человека, уже ставшего мертвецом. Потом тело его обмякло, и он свалился на пол, не выпуская из рук обреза. Свалился почти так же беззвучно, как до этого подкрадывался ко мне.

Я посмотрел на дверь, но если даже с ним кто-то и был, то эти люди благоразумно спрятались. Я выпрямился и подбежал к полке с библиями. Там никого не было. Комната с кабинками тоже была пуста, если не считать лежащего в полной прострации Джорджа.