Георгий Зотов - Тиргартен

– Долго объяснять… – бесцветно ответил Комаровский и нажал на гашетку.

Ливень свинца прошил насквозь и солдата, и тех троих, что уже вошли в комнату. Сергей, словно робот, двинулся дальше, перешагивая через корчившихся в агонии немцев. Во дворе шесть человек в разной форме (фольксштурм, гитлерюгенд и СС), вырыв пару неглубоких окопов, закладывали мешки с песком. Командовал этим разношёрстным отрядом офицер СС без фуражки – его голова была наспех перевязана белым бинтом с проступившими красными пятнами. Торопливо снуя во дворе виллы, словно тараканы вокруг куска сахара на обеденном столе, они обустраивали позицию. Между бетонными блоками стоял снятый с танка пулемёт, а трое гитлерюгендовцев тащили длинные, несуразные фаустпатроны. Они даже не заметили, что половина отряда ушла в дом и исчезла. Выстрелы трудно услышать – с юга вместе со стрёкотом ППШ, с буханьем орудий и лязгом гусениц танков гремело, нависая над Берлином подобно грозовой туче, раскатистое русское «ура». Лицо Елены, оскалившись черепом, растаяло и исчезло. Комаровский выдохнул, деловито проверил патроны в ленте. Оставалось немного, но ему хватит. Элитные войска защищают здания гестапо, рейхстаг и рейхсканцелярию. Для незначительных улочек оставили дешёвую шваль.

– Эй вы, суки! – уже не скрываясь, радостно крикнул он на русском.

Офицер в недоумении повернул голову. И тогда Сергей начал стрелять.

…Лютвиц наконец-то нашарил автомат, передёрнул затвор и осмотрелся. Со двора раздавался непрерывный грохот, и он уже не мог понять, кто и в чью сторону ведёт огонь. Внезапно Вольф похолодел. На полу валялись обломки стула и разорванные верёвки в свежих следах крови. Видимо, в перестрелке пули случайно задели путы Мэддока, и тот сумел освободиться. «Чёрт, дьявол». Где он? Послышался звон, посыпались осколки: комиссар автоматически, повинуясь фронтовой реакции, пригнулся. Воздух над его головой рассекло пустой бутылкой, точнее, «розочкой», британец за секунду смастерил её о край стола. Мэддок был страшен: из кровавой массы на месте лица жутко сверкали зубы и белки глаз, сломанный нос превращал дыхание в мощный хрип, напоминающий рёв взбесившегося животного.

– Die, fucking German [72], – сказал он на родном языке и бросился на Лютвица.

Тот нажал на спуск шмайссера. Короткая очередь отшвырнула британца назад, но он, как ванька-встанька, сразу поднялся на ноги. Автомат поперхнулся последним выстрелом – патронов больше не было. «Я настоящий идиот, да и Зергиус тоже… Почему мы не сняли с него бронежилет?!» – горько подумал Вольф и резво подался назад. Он понимал, что без оружия шансов против тренированного убийцы у него мало – парень как из отрядов Отто Скорцени [73]. Англичанин был избит в «мясо», возможно, ранен. Однако он легко справится с комиссаром «крипо», выполнив заказ Хозяина.

– Зергиус, твою мать! – заорал во всю мощь лёгких Лютвиц. – Сюда, на помощь!

– Твой бешеный друг не придёт, motherfucker, – оскалился британец. – Наконец-то. Я тебе вспорю живот и удавлю на собственных кишках. Давай-ка сюда, грёбаный фриц!

Разумеется, Вольф не последовал совету. Он шарахнулся в соседнюю комнату, оттуда бегом, едва ли не на четвереньках, бросился вверх по лестнице. Англичанин, не выпуская из руки бутылку с торчащими осколками стекла, помчался за ним. Добравшись до верха, Вольф бросил в Мэддока стоявшее в углу кресло, но тот, вне себя от ярости, перепрыгнул через препятствие. «Нож… доска… камень… что-нибудь». Вольф уже проклинал себя за дурацкую панику: надо было бежать на кухню, там ножи… Там же бутылки! «Сатана, гром и молния!» Комиссар улепётывал вдоль коридора второго этажа, едва Райан направился к нему, он неожиданно, словно мальчишка, съехал по перилам. «О, вот когда пригодились навыки школьного хулиганства». Лютвиц рванул на кухню, сзади послышались грохот и возгласы «fuck» – Мэддок перепрыгнул через перила, чтобы срезать путь, и неудачно приземлился. Впрочем, он сразу поднялся и побежал за противником. По закону подлости на кухонном столе не было ножей, стоял лишь пустой бокал для пива: маленький, всего на 330 граммов. Комиссар схватил его, ударил о край столешницы. Стекло разлетелось вдребезги, ладонь окрасилась кровью.

– Честное слово, – осклабился Мэддок, появляясь в дверях, – мне это начинает нравиться. Парень, тебе бы в кино сниматься. Давай всё упростим… Не сопротивляйся и сдохни.

Лютвиц, пятясь боком наподобие краба, скользнул в открытую с другой стороны кухни дверь. «Вот молодец Винтерхальтер, – подумал он. – Прекрасный дом, в моей конуре так не порезвишься». Он остановился – в полу зиял проём с лестницей… Ноги сами застучали вниз по ступенькам… Лютвиц поздно осознал, что британец загнал его в ловушку: он спустился на «склад», в кабинет отдыха Диснея, где хранились головы жертв. Вольф оказался в крохотной комнатке с обитым ковром полом, с коричневым столиком и креслом с мягкой обивкой, одну из стен занимал шкаф, набитый «трофеями» убийцы. Бэмби, Белоснежка, Золушка – кто там ещё? И рядом НИЧЕГО, чем можно хотя бы ткнуть Мэддока, отсрочить свою смерть. Британец, не торопясь, спускался в «погребок». Он уже бывал здесь и понимал: деваться Вольфу некуда. Лютвиц прижался к стене. Окровавленный Мэддок, появившись в «хранилище», ощерился улыбкой: словно в багровом мяче прорезали чёрную щель. Он оглядел комнату, играючи подбросил «розочку» на ладони. Лютвиц представил, что с ним сейчас будет, и ему стало слегка неприятно.

– Выпотрошу, как свинью, – пообещал англичанин. – Затягивать не намерен.

Прозвучал выстрел. Мэддок вскрикнул, выронил бутылку. Его рука повисла плетью, и он бессильно сполз по стене, оставляя кровавый след. Послышался щелчок затвора – Комаровский перезаряжал взятую у убитого фольксштурмовца французскую винтовку.

– Я не опоздал? – любезно осведомился он.

– Да нет, – вежливо ответил Вольф, вытирая пот со лба. – Как раз к вечернему кофе.

…Пятью минутами раньше у Комаровского на улице сложилась непростая ситуация. Фольксштурмовцев он уложил быстро: фактор внезапности, не успели обернуться, нет опыта боевых действий, ну и МГ-42 тоже штука знатная, пусть её и фашисты изобрели. А вот офицер с забинтованной головой укрылся за бетонным блоком и начал отстреливаться. Пулемёт, дожевав ленту, умолк – у немца тоже кончились патроны. Прелесть поражения Германии, когда обороняющимся нечего есть, а пули на вес золота. Немец поднялся во весь рост и двинулся к нему, вытащив из-за пояса кинжал. Изо рта у офицера вырывались облачка пара. Эсэсовец шёл, пошатываясь, – явно от потери крови.

– Ergib dich [74], – произнёс Сергей для формальности – без всякой, впрочем, надежды.

Немец небрежно плюнул в сторону противника. Комаровский взял винтовку из рук ближайшего трупа и выстрелил от живота, не целясь. Офицер рухнул на колени, благодаря чёрной форме не было видно, куда именно попала пуля. На губах выступила кровь, потянувшись вниз клейкой нитью. Сергей закинул винтовку за спину, приблизился к эсэсовцу. Взял его за волосы одной рукой, другой равнодушно перерезал горло. Вернувшись, он не обнаружил Мэддока и Лютвица и понял, что произошло.