Дмитрий Дашко - Мы из губрозыска

— Я слышал, что шитье не единственный ваш способ заработка. К вам часто ходят мужчины.

— И что с того? — вскинулась она. — Я совершенно свободна. Не замужем и вправе устраивать личную жизнь.

— Но вы берете с них деньги.

— Господи! Ну, если кому-то из моих приятелей вдруг захочется сделать мне приятный подарок — неужели я стану обижать их и отказываться?!

— Так, гражданка Мухина! — чуть не взорвался Елисеев. — Не нарывайтесь на неприятности! Мы оба прекрасно знаем, чем вы занимаетесь на самом деле. И не надо ломать комедию.

— Вы хотели, чтобы я призналась в том, что занимаюсь проституцией? — спокойно сказала она. — Хорошо, я — проститутка. И что теперь? Штраф, исправительные работы? Какому наказанию вы меня подвергнете?

Елисеев вспомнил об уволенном до его прихода в уголовный розыск сотруднике по фамилии Коркин. Тот имел целую агентурную сеть из торговок своим телом.

— Ты Коркина знаешь? — в лоб спросил Петр.

— Из бывших ваших? — осторожно спросила она.

Елисеев кивнул.

— Знаю, конечно. Что, тоже хотите надо мной опеку взять? Я-то не против, вы — мужчина сильный, красивый. Сумеете позаботиться о слабой женщине.

— Нет, в сутенеры я вам не набиваюсь. Могу предложить другой вариант. Вы будете время от времени уведомлять меня обо всем, что может вызвать интерес у уголовного розыска. А я за это сделаю так, чтобы милиция прикрывала глаз на некоторые ваши поступки.

— А, может, еще и платить мне станешь? Коркин, кстати, платил, — вмиг перешла на «ты» Мухина.

— Знаешь, я не верю в деньги. Это как в любви. Тот, кому платишь, в любой миг продаст тебя.

— Ты думаешь, что я буду стучать из чистого искусства? Наивный юноша! — закатила глазки проститутка.

— Ошибаешься, Мухина. Ты все равно будешь моим осведомителем, только по другой причине.

— И какой же, позвольте осведомиться? — с сарказмом вопросила она, кусая тонкие накрашенные губы.

— В любой момент тебе может понадобиться помощь, Мухина. И я буду тем единственным человеком, который сможет тебе помочь.

— Мягко стелете, гражданин агент уголовного розыска.

— Да, спать будет жестко. Но ты будешь уверена, что заснешь и проснешься в своей постели. Что скажешь, Ольга Павловна? Будет у нас деловой разговор или как?

— Будет! — кивнула Мухина.

Колычев уже заканчивал допрос, когда Елисеев открыл дверь в свой кабинет.

— Борь, на минутку. Без свидетелей надо поговорить.

Оставив арестованного под присмотр конвоира, Колычев вышел в коридор.

— Как прошло, есть результаты? — Борис с надеждой посмотрел на товарища.

— Сначала ты! Что удалось выжать из шляхтича?

Колычев раздраженно махнул рукой.

— Да без изменений! Упертая сволочь попалась! Ни в какую не колется и сообщника называть не хочет. Можно сказать, смеется в лицо… Гусар, понимаешь! И гонору шляхетского на всю губернию хватит.

— Поляки — они все такие. Порода!

— Не все.

— Припугнуть пробовал?

— Как? Он верно говорит — влепят ему по совокупности года два-три, а потом очередная амнистия и все, пациент на свободе и волен делать все, что ему вздумается. Чем такого проймешь? Опытный, сволочь! — в сердцах прибавил Колычев.

— Ну… сказал бы, что можно его дело пустить в особом порядке через губисполком, а не нарсуд. Влепят ему путевку в исправлагерь с примечанием «до особого распоряжения», и просидит он там до скончания лет [5] Регулярная практика тех лет. Губисполкомы действительно имели право наряду с народным судом приговаривать граждан к лишению свободы, причем порой не конкретизируя срока. В уголовных делах порой фигурировали формулировки: «до особого распоряжения», «до конца гражданской войны» и так далее. , — предложил Петр. — Что скажешь, а?

— Это за кражу-то? — усмехнулся Колычев. — Да кто ж мне в губисполкоме навстречу пойдет… Не, этот способ не пройдет. Другими методами действовать нужно.

Он спохватился:

— Так что у тебя с бабенкой Ореховского? Есть результаты?

— Результаты есть, — похвастался Елисеев. — В общем, Мухина согласилась стать моим осведомителем.

— Поздравляю. Уже неплохо, — кивнул Борис. — Из этой публики неплохие информаторы получаются. Знаешь, сколько уголовного народа из-за проституток погорело… Не сосчитать! Так что хвалю тебя, Петя! Ты на правильном пути.

— Спасибо, Боря! — похвала друга была Елисееву приятна. — И еще — она знает, где живет подельник Ореховского. Надо срочно ехать и брать его, пока тот не всполошился. Хоть задержание прошло тихо и вроде без свидетелей, длинных языков хватает, сам понимаешь.

— Понимаю. Тогда едем прямо сейчас.

— А арестованные? — округлил глаза Петр.

— Их по камерам.

— Я обещал Мухиной, что отпущу ее домой. Собственно, у меня на нее ничего толком нет.

— Пусть показания напишет, а потом валит на все четыре стороны.

— Борь, можно ее в это дело не вмешивать?

— Не понял, — удивился Колычев.

— Да не хотелось бы, чтобы шпана местная прознала, что она нам наводку дала. Жаль терять полезного сексота.

— Если у нашей науки есть доказательства на всю парочку, показания Мухиной не понадобятся. И так посадим, — махнул рукой Колычев.

Елисеев просиял.

— Благодарю за понимание, Борь!

— Да брось — свои люди… По дороге расскажешь, что еще тебе удалось вытянуть из этой барышни.

Разговор сыщиков продолжился в пролетке, на которой они ехали арестовывать Ореховского. Губрозыск арендовал ее на весь день, и извозчик сокрушенно подсчитывал возможные убытки. «Живых» денег от милиции было не получить.

— Теперь я знаю, кто у них главный, — заговорил Елисеев.

— Ореховский?

— Нет, наш гусар просто исполнитель. Талантливый, конечно, этого у него не отнять. Но за все остальное отвечал тот второй. И тут орешек нам попадется крепкий. Если наш эксперт ничего на него не накопает, будет сложно расколоть.

— Так не томи, Петя. Кого брать будем?

— Да есть тут один… местный, — улыбнулся Петр. — Как думаешь, кто он?

— Ты это, хватит загадки загадывать, а то ведь могу рассердиться!

— Да никаких загадок, Боря! Ларчик-то просто открывался: наши орлы работали вдвоем, но Ореховский приезжий, а его двоюродный брат, который и затеял всю эту «музыку» — наш, из Железнорудска.

— А почему его не опознали?

— Так профессия помогла. Его всегда видели на сцене, причем в разных обличьях.

— Какой сцене? — моргнул от удивления Колычев.

— Самой настоящей. Подельник Ореховского — актер городского театра Константин Су-довский.

— Не знаю такого!

— А это потому, Боря, что ты в театр не ходишь и им не интересуешься!

Колычев фыркнул:

— Можно подумать, ты у нас из театров не вылезаешь!