Ирина Лобусова - Соль с Жеваховой горы

Володя с интересом рассматривал старый дом. Сколько он себя помнил, в этом здании между вокзалом и Привозом в номере 73 по Ришельевской улице и 21-м по Пантелеймоновской всегда располагался полицейский участок. Большевики оставили все как было, только внутри в разы увеличилось количество арестантов. Здесь и находился Туча.

На входе Володя помахал приказом от начальника военного гарнизона Дыбенко (он был настоящим, как и военная форма):

– Велено конвоировать заключенного в окружную милицию! Приказ начальнику участка Захарову.

– А Захарова нет, – скучающий солдат сверился с толстой конторской книгой, – Кохрихт есть, его заместитель. Идите к нему. Первая дверь слева по коридору.

Помощник начальника Александровского участка быстро поставил печать.

– Что за честь этому Муравскому?

– На особый допрос вроде велено доставить в окружную милицию. Это тут, рядышком, квартал всего, – Володя передернул плечами с раздраженным видом.

– Да знаю я, где окружная милиция! – усмехнулся Кохрихт.

– Нам велено отконвоировать, а разбираться – вам.

Кохрихт подписал пропуск, «конвоиры» зашли в камеру. Туча похудел, осунулся, но мастерски сыграл свою роль, сделав вид, что не узнал в охранниках ни Володю Сосновского, ни Кагула. А потому, сложив руки за спиной и позволив надеть на себя наручники, равнодушно пошел вперед.

Дошли быстро. Управление окружной милиции располагалось совсем близко – в доме № 60 по Тюремной улице. Вход был с Тюремной. Рядом в этом же доме располагалась пекарня КУБУЧа (Комитета улучшения быта учащихся), откуда доносился сильный дрожжевой запах. В пекарню все время входили и выходили люди.

Володя и Кагул вошли внутрь здания милиции и показали конвоиру тот же самый приказ – доставить заключенного Муравского.

– К кому? К какому следователю? – Молоденький солдатик на входе пытался прочитать нужное имя в приказе.

В этот момент раздался вопль. Толстая торговка с Привоза, в объемных юбках и сбившемся набок платке, грохнула на стол солдатику огромную корзину с битым стеклом и громко закричала:

– Ой, людоньки добрые, шо ж таке коится, увесь товар забили!

Уперевшись руками в бока, тетка завопила так, как всегда вопят одесские торговки с Привоза. Из длинного бессвязного монолога становилось понятно, что кто-то наглый, сын очень нехороших родителей определенных характеристик плюхнулся на корзину со стеклянной посудой и разбил весь товар. И вот, собрав осколки стекла, торговка явилась жаловаться в окружную милицию.

На шум стали стекаться люди. Солдатик сжал ружье и вскочил из-за стола. Было видно, что он не привык к подобному безобразию, потому что попытался отделаться от разбушевавшейся торговки обычными словами:

– Здесь кричать не велено! Уходите! Откуда я вам сейчас его возьму?

Это было абсолютно непосильной задачей. В ответ на каждое слово солдатика тетка принималась вопить все громче и громче и даже попыталась выкладывать стекло на стол.

– От бой-баба! – откровенно смеялся Туча. – Вот заведет вас всех до цугундера! Ох, огонь!

– Уводите отсюда заключенного! – наконец-то сообразил солдатик. – Ведите в пятый кабинет, спросите там.

Охранники повели Тучу по коридору и завернули налево. Очень скоро они скрылись с глаз.

На шум вышел кто-то из начальства. Старый, опытный оперативник знал, как обращаться с публикой с Привоза. А потому резко стукнул кулаком по столу:

– А ну цыть, баба, стерва! А ну кончай орать, бо щас сама пойдешь до цугундера за пятнадцать суток! Сядь заявление пиши, и делай мине ша, бо и так вже до всех наробыла больную голову! Ша, до кого сказал!

– Та шо писать? – Баба заморгала, глядя на оперативника. – Неграмотная я! Шоб я писать умела, я б за Привоз торговала, или как?

– А ну пасть захлопнула – кому сказал! – угрожающе сдвинул брови оперативник. – Вот ты говори, а он запишет. Сядь, пацан, да пиши.

Баба принялась диктовать солдатику. Наконец с грехом пополам заявление было написано.

– Слушай сюда – до недели снова придешь, да смотри у меня – шоб сопли на кулак намотать, да за тихо так, шоб за картину маслом! Поняла?

– Ой, ты меня понималками своими не тыкай, швицер задрипанный! – встрепенулась баба. – То поняла, то недопоняла… Гембель як до базар! Мне гада того поймай, тоди я такой шухер унижу, шо забудешь, как за маму твою зовут!

Наконец заявление было оформлено как полагается, баба подхватила корзину и покинула милицию. Все с облегчением одновременно вздохнули.

– Как вы ее за так? – развел руки солдатик. – Ну и шухер!

– Привоз! – оперативник выразительно возвел очи горé.

Прислушиваясь к доносившемся воплям торговки, Туча и его «конвоиры» поравнялись с мужским туалетом. Затем, оглянувшись, быстро вошли внутрь.

Володя быстро снял с Тучи наручники, все трое выпрыгнули в окно, оказавшись в узком колодце – дворе. Вход в подвал был прикрыт досками. Отодвинув их, все они нырнули в образовавшееся отверстие, где подвальная мина в катакомбах соединялась с соседним помещением пекарни.

Минут через двадцать двое пекарей в белых халатах выкатили тяжелую металлическую тележку, заваленную сверху пакетами с мукой. Никто из проходящих по улице не обратил внимания на привычное зрелище. Пекари вместе с тележкой свернули в переулок.

В глубине переулка был большой черный автомобиль. Возле него стояла «торговка с Привоза» – Таня в костюме, набитом ватой, мастерски сыгравшая свою роль. Именно она, обдумывая побег, узнала о мине на Тюремной улице, через которую можно было выбраться в пекарню. Про эту мину ей рассказал старик с Молдаванки, когда-то живший в этих краях. Оставалось только привести Тучу в окружную милицию. В этом помог Володе Дыбенко, дав форму и написав на бланке приказ. Тучу охраняли не очень строго, поэтому приняли все за чистую монету.

Пекари поравнялись с машиной. Из тележки вылез обсыпанный мукой Туча и нырнул на заднее сиденье. Кагул сел за руль. Было решено спрятать Тучу в деревне Усатово, в верном доме, пока страсти не утихнут. Автомобиль заурчал и, чадя выхлопными газами, скрылся в глубинах переулка.

В квартире в Каретном переулке Володя помогал Тане избавляться от тяжелого костюма. Оксана с Наташей ушли на прогулку. Было это непростым делом – тяжелый костюм цеплялся к липкой коже и не хотел сползать. Никто так и не понял, кто сделал первый шаг, как руки Володи, вдруг обвившись вокруг тела Тани, притянули ее к себе. Замирая и тая в этом объятии, она потянулась к нему, растворяясь всем телом в этой слепой, внезапно нахлынувшей на них страсти, как огненное облако обжигавшей, лишавшей мыслей и чувств…

– Я не хочу тебя больше отпускать, – Володя спрятал лицо на плече Тани, – я не понимаю, как я жил без тебя. Как я мог без тебя жить?