Николай Леонов - Доза для тигра

Точного и определенного ответа по поводу мотива убийства у полковника пока не было, но новый факт, который сообщил ему Щеглов, подтверждал, что основные предположения его верны и он на правильной дороге.

Ночной «обыск» в вагончике Ирмелина, в сочетании с информацией о том, что в волгоградское «отделение» мафии не пришел товар, с полной очевидностью давал понять, что именно там искали. Поэтому, каковы бы ни были мотивы убийства Ирмелина, в главном Гуров был совершенно уверен – крупная партия наркотиков действительно развозится по городам вместе с имуществом гастролирующего цирка и в настоящее время все еще находится где-то среди этого имущества. Осталось только выяснить где.

Отвлекшись от своих размышлений, он прислушался к Щеглову, который уже с минуту объяснял ему что-то.

– У меня тут машина, – говорил майор. – Я вас отвезу и договорюсь, чтобы охрана выполняла ваши приказания. Мало ли. Может быть, что-то дополнительное понадобится или Шутов задурит. Сам я с вами там сидеть не смогу, так что распоряжусь, чтобы они проследили. За порядком, так сказать.

– А Шутов «дурит»? – с интересом спросил Лев.

– Как сказать? Драться, конечно, не лезет, но заскоки случаются. Он ведь до сих пор отрицает свою вину. Уперся, как баран, не убивал я, и все. Я, честно говоря, даже сам слегка спасовал, видя такое упорство. Специально разговаривал со специалистами, спрашивал, может ли медведь задушить человека.

– Вот как? И что же выяснилось? Может?

– Мне ответили, что совсем уж невероятным такой случай считать нельзя, но чтобы медведь сначала задушил, а потом сел рядом и начал расковыривать горло… В общем, по мнению специалистов, это должен быть какой-то совсем особенный медведь.

– То есть ты уверен, что это сделал именно Шутов?

– В привидения я не верю, а из реальных существ рядом с трупом находились только медведь и Шутов. Выбор, как видите, небольшой.

– Это точно.

Восстанавливая в памяти события, не так давно произошедшие с ним в Самаре, Гуров вспомнил эмоциональную Галину, и ему вдруг пришла мысль проверить ее предположения.

– А вот ты сказал, что Шутов «дурит», что случаются у него «заскоки». А у тебя не было ощущения, что это – результат воздействия каких-нибудь препаратов?

– Транквилизаторы? Да нет, не похоже. Те, кто постоянно этим балуется, по-другому себя ведут. Да и выглядят по-другому. То полусонные, как амебы бесчувственные, то агрессия прет, так и кажется, что сейчас набросится и покусает. Нет, не думаю, что Шутов «сидит» на чем-то, – снова повторил Щеглов. – Просто характер такой. Взбалмошный. На воздействие препаратов не похоже.

Доставив Гурова в изолятор, Щеглов представил его дежурному, объяснив, что «нашему коллеге из Москвы необходимо поговорить с подозреваемым», и провел в комнату для допросов, удивительно похожую на подобные комнаты в московских изоляторах.

Дождавшись, когда приведут Шутова, майор сразу сориентировал своего подопечного:

– Это оперуполномоченный из Москвы. Вы должны правдиво и без утайки отвечать на его вопросы и сообщать все сведения, которые он потребует.

Скосив черный глаз, Шутов подозрительно глянул на Гурова и ничего не ответил.

Щеглов дал необходимые распоряжения охране и, попрощавшись с полковником, деликатно удалился, предоставив «оперуполномоченному» возможность пообщаться с подозреваемым наедине.

– Вы помните меня? – обратился Лев к Шутову. – Я пришел в вольер, когда вы стояли над телом Ирмелина. А рядом сидел медведь. Он так печально рычал, что можно было подумать – плачет.

– Да, Фимка… – с отсутствующим взглядом, будто погрузившись в воспоминания, проговорил тот. – Бедный Фимка.

– Вы действительно думаете, что это он виновен в смерти Антона?

– Фимка? – удивленно взглянул Шутов. – Что за вздор? То есть… да, сначала я именно так и подумал. Когда вошел в вольер и увидел их там… у меня был шок. Просто шок. Фимка весь в крови, Антон с разорванной шеей… Да, это был настоящий шок. Но потом… Вы знаете, здесь… – Он обвел взглядом стены комнаты для допросов. – Это место, конечно, нельзя считать завидным, и тем, кто попадает сюда, только сочувствуют, но… Здесь удивительно хорошо думается. Ведь, в сущности, заняться больше нечем. Вот и я. Я тоже думал. Очень много думал. Обо всем. И об Антоне, и о Фимке. Нет, Фимка не мог. Более добродушного зверя во всем мире не отыскать. Его к грудным детям можно было пускать, совершенно не опасаясь.

– Но послушайте, Геннадий, – произнес Гуров, с некоторым удивлением слушавший эту философско-романтическую речь. – Ведь тогда получается, что это сделали вы. Потому что кроме Фимки только вы были в вольере, я лично могу засвидетельствовать это.

– Я? – Брови Шутова поползли вверх. – Я убил Антона? Бред! Бред сивой кобылы! Вы, кажется, решили действовать заодно с этим безмозглым следователем, который вбил себе в голову единственную версию и не желает даже пошевелить пальцем, чтобы, хотя бы в виде предположения, рассмотреть какие-то другие. Но этот номер у вас не пройдет. Я не убивал Антона, понятно? Не убивал, не убивал, не убивал! Это номер не пройдет!

– Хорошо, я понял, – поспешил сказать Лев, опасаясь, что его ожидает один их тех самых «заскоков», на которые намекал Щеглов. – Но если не вы и не Фимка, то кто тогда мог убить? У вас есть какие-то предположения? Вы сейчас сказали, что здесь хорошо думается. Наверняка вы думали о том, как все это могло произойти. Те самые «другие версии», о которых вы сейчас упомянули, может быть, они возникали у вас? Раз уж следователь не желает «пошевелить пальцем», чтобы их рассмотреть.

– Версии? – задумался Шутов. – Не знаю. Он, этот следователь ваш, прицепился к тому, что я тогда в вольере был. А в этот вольер, между прочим, и ребенок может залезть. Вы видели, какое там ограждение? Сетка-рабица. По этой рабице как по ступенькам можно идти. Любой прохожий мог. А еще у нас там вагончики, пристройки всякие. Тоже, наверное, видели. За ними спрятаться – проще простого. К тому же утро было. Все дрыхнут. Животных, их обычно пораньше стараются выгуливать. И чтобы не мешать никому, да и так… в плане физиологии. Физиология у них рано срабатывает. Вот и получается – Антоха был в вольере один, а залезть в этот вольер – раз плюнуть. Любой мог.

– Хорошо, предположим, вопрос об исполнителе этого злодеяния остается открытым. Получить доступ в вольер было несложно, и кто конкретно этим воспользовался, пока не понятно. Но ведь для того, чтобы совершить подобный поступок, нужна серьезная причина. Уж здесь-то вы не можете сказать, что повод мог быть любым, каким угодно. Убийство не совершают из-за пустячной размолвки.

– Да, повод… повод, это интересный вопрос, – вновь задумчиво произнес Шутов.