Крэйг Залер - Мерзкие дела на Норт-Гансон-стрит

Он сообразил, что это означает, и на него накатила волна омерзения.

– Чертов штатив!

Полный отвращения детектив закончил осмотр магазина и вернул его в распоряжение владельца-таракана.

– Мерзавец снял кино? – спросил Доминик, направляя свой роскошный серебристый автомобиль на юг по Гансон-стрит. – Вроде фильма с настоящим убийством?

– Не думаю, что ее убили там.

– Он снимал после того, как она умерла? – Уильямс свернул на улицу, где покрытие дороги было практически уничтожено. – Наверное, получилась долбаная скукота.

– Я использовал бы другое существительное.

– Существительное, – осторожно повторил капрал, словно боялся, что у него на языке появятся бородавки.

– Если мы не узнаем ничего нового после вскрытия, то допросим проституток – попытаемся найти девиц с такой же татуировкой или тех, кто знает, что она означает.

– Я занимался другими делами, пока не появился ты. И у меня есть важные в…

– А теперь будешь заниматься этим расследованием, – перебил коллегу Беттингер.

Доминик стиснул кулаки на руле. Его повязки заметно сместились, но он ничего не сказал.

Машина продолжала ехать на юг.

Вскоре полицейские покинули пределы Дерьмовии и въехали в Сортир, где сумеречное солнце окрасило потрескавшийся асфальт улиц и сломанных людей в цвет мочи. И хотя было четыре часа дня, большинство выглядели так, словно они только что проснулись.

В джинсах и свитере, потяжелевший после горячего обеда, Беттингер вошел в кабинет в задней части своего дома в Стоунсбурге, в два шага пересек маленькую комнату и сел перед компьютером, окруженный тоскливым розовато-лиловым цветом, в который прежние обитатели (очевидно, они были слепыми) решили выкрасить стены. Включив компьютер, полицейский начал второе расследование за день. На этот раз ему не требовалась помощь напарника.

Он напечатал слова: «Доминик», «Уильямс», «полиция» и «Миссури» и нажал на клавишу ввода. Больше двадцати миллионов ссылок отвечали выбранным критериям запроса. Тогда Жюль немного изменил начальные условия, добавив «Виктори» и «детектив». И вновь нажал на ввод.

Теперь результатов поиска получилось 3842.

Беттингер посмотрел на первую ссылку, гласившую: «Обвинения в жестоком обращении, выдвинутые против двух полицейских детективов из Виктори…»

Он нажал на кнопку мыши. Вращающееся колесико сменилось цифровой статьей в виде обычной, газетной (с искусственными складками и потертостями, что выглядело глупо).

Заголовок гласил: «Обвинения в жестоком обращении с Себастьяном Рамиресом, выдвинутые против двух полицейских детективов из Виктори, сняты. Подозреваемый остается в критическом состоянии». Сразу под заголовком были помещены фотографии Доминика Уильямса и коротышки с орлиным носом и пятнистой кожей. А рядом – зернистый снимок забинтованного латиноамериканца, машины, которая поддерживала в нем жизнь, и двух несчастных женщин. Статья вышла в ноябре.

Кто-то постучал в дверь. Высота, на которой послышался стук, и его сила подсказали Беттингеру, что это Алисса.

– Да? – откликнулся он.

– Я могу войти?

Детектив выключил монитор.

– Конечно.

Жена шагнула в комнату, завязывая пояс зеленого халата, надетого поверх пижамы.

– Довольно поздно для первого дня, – сказала она.

– Мне необходимо время, чтобы сориентироваться.

– Хорошо. – Алисса была любопытной от природы, но очень редко совала нос в чужие дела. – Карен расстроена.

– Я заметил во время обеда. Она расскажет, когда будет готова.

– Я волнуюсь.

Когда у Карен возникали проблемы, ей помогал Беттингер, а Алисса занималась Гордоном. В течение многих лет распределение обязанностей было именно таким.

– Я поговорю с ней через несколько минут.

Облегчение засияло на лице художницы, словно проблема была уже решена.

– Спасибо.

– Конечно.

– И если ты отправишься спать до полуночи, я буду открыта для деловых предложений.

– Тогда жди клиента.

На подбородке у Алиссы появилась ямочка.

Восемь минут спустя детектив стоял возле комнаты дочери и стучал в тонкую дверь.

– Да? – Он услышал, как Карен откашлялась.

– Хочешь поговорить?

В ответ Беттингер услышал, как дочь захлюпала носом. Карен плакала гораздо реже, чем девочки ее возраста, так что это был важный знак.

– Я могу войти? – спросил Жюль.

Ответа на его вопрос не последовало.

– Карен?

– Я не хочу об этом говорить.

– Ты и не должна. Но тебе придется заплатить ренту.

И вновь девочка всхлипнула.

– Что?

– Обычно я получаю обнимашки, когда прихожу домой с работы. Иногда после обеда или когда помогаю тебе с уроками. А сегодня ничего такого не было, и ты мне должна.

Карен снова откашлялась.

– Ладно.

Беттингер сжал дверную ручку, которая дернулась, но не повернулась.

– Хочешь, чтобы я вскрыл замок? – осведомился он. – У меня есть инструменты.

– Я сейчас открою.

Послышались шаги, и потом щелкнул замок. Когда девочка отошла от двери, детектив распахнул ее.

Карен сидела в головах кровати, скрестив ноги и накрыв их шерстяным одеялом. Худенькое тело девочки скрывалось под отцовской футболкой, одной из нескольких, которые она предпочитала любым пижамам.

Жюль вошел, закрыл дверь и направился по ковру к дочери, из больших покрасневших глаз которой текли слезы. В животе детектива образовался холодный ком, когда он сел рядом с ней на кровать и распахнул объятия.

– Пришло время платежа.

Карен потянулась к отцу и уткнулась лицом ему в грудь. Маленькие руки легли на его спину.

Сегодня началась вторая неделя в средней школе Стоунсбурга, и Беттингер знал: именно там произошло то, что огорчило его дочь. У школы была хорошая репутация, но расовый состав вызывал мысли про отбеливатель.

– Если ты не готова поговорить об этом, то все нормально, – сказал детектив, когда его свитер стал теплым от слез дочери. – Я лишь должен задать тебе два вопроса. Кто-нибудь тебя обидел?

Девочка вновь потрясла головой.

– Хорошо. – Жюль похлопал по узкой спине дочери и поцеловал идеальный кусочек затылка между косичками. Скорее всего, ее расстроили обидные слова, которые они смогут обсудить, когда она будет готова к разговору. – Хочешь, я тебя укрою?

Карен обхватила отца, как маленький борец, и на мгновение он испугался, что она может себя задушить.

– Это просто разговоры мальчишек. – Девочка всхлипнула. – И всё.

Беттингер не знал, что означали ее слова.

– Они обзывали тебя плохими словами? Что-то в таком роде?

– Нет. – Дочь отпустила отца, села прямо и вытерла глаза. – Я не знаю, почему плачу. Они даже не со мной разговаривали.