Анжела Марсонс - Черная кость

С того самого момента Элли полностью потеряла счет времени – она сосредоточилась исключительно на том, чтобы согреться.

Хотя девушка не могла сосчитать количество часов, которые провела в подвале, она хорошо помнила, что дважды сходила в угол по-маленькому.

За это время Элли много думала о прошлом. О недавнем прошлом.

Подумав о школе, она громко засмеялась от радости. Она готова была на все, чтобы вновь оказаться там. Она готова была отдать руку на отсечение, чтобы вновь сидеть в классе, чтобы все над ней смеялись и чтобы у нее была возможность обсуждать Ребекку Вивер и ее банду, отпускавших жесткие комментарии по поводу ее веса, всклокоченных волос и затяжной девственности. Это здорово ее порадовало бы. Она была бы рада, если б ее зажали в переулке за школой, закидали бы яйцами и обсы́пали мукой. Она сама подбежала бы к этим девочкам и обнимала бы их до тех пор, пока у нее не устали бы руки.

До вчерашнего дня Элли считала, что уже испытывала в своей жизни страх. Теперь она знала, что это было ерундой. Она могла испытывать повышенное беспокойство или легкую панику, но никогда не испытывала настоящий страх.

Ее мысли переключились на Роксану и на избиение, которому она вчера подверглась. Элли знала, что Роксана наверняка попала в ситуацию, когда у нее не было выбора. Она никогда не заманила бы ее в ловушку добровольно. С этой женщиной Элли провела несколько дней. И в глубине души знала, что Роксана – ее подруга, которую заставили принять участие в этом кошмаре.

Мысли о школе, колледже и даже о ссорах на кухне было переносить легче, чем мысли о маме.

Элли уже не сомневалась, что с самого начала это была ловушка.

Роксана подружилась с ней в «Фейсбуке», говорила всякие правильные вещи, чтобы поднять ее самооценку, и притворялась, что хорошо ее понимает. Но Элли была уверена, что Роксану заставили это сделать.

Теперь девушка понимала, насколько умно всё было организовано: еда домашнего приготовления, лесть и повышенное внимание, ловкая манипуляция ее обидой по отношению к матери… Она даже догадалась, что нападение, оставившее ее без денег и телефона, не было случайным.

Каждое движение, каждый разговор и каждый нюанс были спланированы и отработаны до мельчайших подробностей. Для Элли это было таким же фактом, как и то, что Роксана принимала во всем этом участие из страха перед тем мужчиной.

Размышлять обо всем этом было легче, когда она не испытывала усталости, – но не сейчас. Сейчас Элли знала, что если поддастся изнеможению, то температура ее тела упадет еще сильнее и у нее начнется неконтролируемый колотун. Последние три приступа непроизвольной дрожи заставили ее вскочить и целую минуту бежать на месте, чтобы согреться. Ее конечности превратились в ледышки, и такое усилие лишь истощило ее еще больше. Она знала только, что неконтролируемый озноб – это очень плохо.

Все время, пока она находилась в подвале, Элли старалась не думать о матери, потому что каждая такая мысль вызывала чувство вины, любви и сожаления. Она могла думать только об этих эмоциях, и все они сопровождались слезами.

Все их ссоры казались ей теперь совершенно несущественными – Элли даже представить себе не могла, насколько важны они были для нее всего неделю назад. Все эти споры из-за порядка в ее комнате, прически, манеры одеваться, музыкальных предпочтений, отказа поступать в колледж…

Сейчас она с удовольствием обсудила бы каждую из этих тем.

Теперь Элли уже не сомневалась, что мама не знает, где она находится, и что никто не сообщал ей телефона Роксаны. Какой же дурой она была, когда поверила в то, что ее ма могла ни разу не позвонить! Да она сделала бы это только для того, чтобы накричать на нее. Как же просто было убедить ее в том, что мама о ней не волнуется…

За это время Элли ясно поняла, что мама, конечно же, волнуется. Девушка представляла ее сидящей за столом на кухне, всю в слезах, взволнованную, испуганную…

«А увижу ли я маму еще раз?» – пришла в голову Элли неожиданная мысль. Глаза вновь наполнились слезами, и на этот раз она не смогла их сдержать. Как бы ей хотелось войти на эту кухню со всеми своими прошлыми проблемами, которые сейчас казались ей ничтожными…

Как же она хотела повзрослеть! И вот теперь ее так называемая взрослость разбилась о желание попасть в объятия мамы, которая крепко прижмет ее к себе хотя бы еще один раз…

Мысли замерли, когда Элли услышала, как щелкнул замок в подвале. Помещение наполнилось светом, заставившим ее зажмурить глаза.

– Если ты закричишь, зарыдаешь или попытаешься убежать, тебя снова запрут. Ты поняла меня?

Элли кивнула и медленно открыла глаза. В дверном проеме она ясно видела контур фигуры Роксаны, но резкий тон и выражение лица принадлежали другому человеку.

В тот момент Элли не знала, почему ее выпускают. Кто ждет ее снаружи? Куда и с кем она пойдет?

Ким оставила Роджера Бартона в надежных руках Брайанта и теперь наблюдала, как констебль ставит на ноги Джонни Бэнкса.

Джинсы болтались где-то на середине его бедер, демонстрируя нижнее белье с ярлыком «Келвин Кляйн». На его кроссовках «Найк» виднелась эмблема в виде языка ящерицы [67]. Поверх черной футболки на нем была надета толстовка с капюшоном, дополненная стеганым жилетом для тепла.

Констебль провел урода мимо нее. Юнец осмотрел ее сверху донизу и втянул воздух сквозь стиснутые зубы – высшее проявление неуважения.

– Комната для допросов номер два, – сказала инспектор констеблю.

Тот усадил это существо мужского пола на стул, и оно немедленно беззаботно раздвинуло ноги в стороны. Закованные в наручники руки легли на пах.

Констебль встал в дверях, но Ким жестом отпустила его.

– А не боисся? – спросил Джонни, когда дверь за ним закрылась.

– Неа, здесь я в безопасности, – ответила Ким, выкладывая на стол телефон «Самсунг». – Откуда, Джонни?

– Я свои права знаю, сука. Сначала включи запись и скажи, за что меня замели.

– Заткнись, Джонни. Я что, разве обвиняю тебя в чем-то? Мы просто разговариваем.

– А я ни хрена не разговариваю.

– Думаю, что ты заговоришь.

– Я тебя, сука, не боюсь.

– Тебя где сегодня взяли, Джонни? – Инспектор, улыбнувшись, села.

– У кентов, – пожал плечами молокосос.

– То есть у еще одного братана? – переспросила Ким.

– Ага, тетя, у братана. – Джонни понимающе улыбнулся.

– А ты знаешь, я могу сделать так, что с тебя снимут обвинения в краже в магазине и отвезут к твоим кентам на блестящей полицейской машине. Как тебе такой расклад?

Любой нормальный человек ухватился бы за такое предложение двумя руками, но для Джонни это означало конец всему. Снятые обвинения и доставка на полицейской машине означали бы, что он сотрудничал с копами. Его братанам это не слишком понравилось бы.