Джеральд Сеймур - Красная лисица

Они сорвали с него капюшон перед тем как вытолкнуть из кузова, что доставило ему глубокое облегчение после матерчатой маски, которая стягивала горло. Со рта тоже сняли пластырь, так же как это было сделано несколькими часами ранее во время кормежки. Ослабили и ленту, стягивавшую его ноги, и кровь быстро потекла к ногам, больно покалывая. Все, что успел разглядеть Джеффри Харрисон в своей новой тюрьме, было выхвачено лучом фонарика, который держал один из людей в масках, пока они толкали его вперед по дороге, усыпанной мелкими камнями, через выжженную солнцем землю. Через несколько метров они подошли к темному контуру фермерского сарая. Луч блуждал по маленькому, крепкому строению без окон. Из расщелин раствора между грубо отесанными камнями росла сорная трава. Они поспешили втолкнуть его в дверь, и в свете луча напротив туго набитых сеном тюков показалась лестница. Никаких слов от похитителей, только тычки кулаков сказали ему, что надо забираться наверх, и он немедленно стал подниматься. Он ощутил тело другого человека ступенькой ниже, поддерживающего его, поскольку руки все еще были скованы за спиной наручниками.

Между крышей и верхним краем сеновала расстояние составляло четыре фута. Человек, стоявший сзади, толкнул его вперед. Затем рука, тронувшая за плечо, остановила его. Кто–то крепко взял его за запястье. Одно кольцо наручников открылось. Он посмотрел вверх на то, как торопливо работал человек в свете фонаря. Руку, за которую его все еще держали, вздернули вверх и защелкнули наручники, прикрепив их к стальной цепи, прибитой другим концом к железу крыши. Цепь имела такую толщину, что способна была удержать дворовую сторожевую собаку.

Джеффри Харрисон был брошен в «безопасное» место. Он был укрыт в отдаленном, уже давно заброшенном амбаре, используемом только для хранения зимнего корма скоту. Амбар находился в сотне метров от проселочной дороги, которая через километр за поворотом примыкала к гудронированному, с высокими накатами, шоссе, соединявшему город Палми с деревней Кателассе, что в предгорьях Аспромонте. В течение дня и большей части ночи фургон преодолел более девятисот километров.

К северо-востоку от амбара находилась деревенька Сан-Мартино, а к юго-востоку — Кастелассе. К северо-западу — Меликуччиа и Сан Прокопио, к юго-западу — поселок Косолето. С крыши можно было различить тесно сомкнутые темнотой отдельные огоньки деревень, одиноко и ярко светящихся очагов обитания. Это была страна, где с вершин невысоких гор покрытых оливковыми рощами, временами срывались небольшие камнепады. Это была территория пастухов, пасущих свои небольшие стада овец и коз, носящих с собой всегда обрезы для того, чтобы прогнать прочь чужестранца. Это была гористая земля Калабрии, с самым высоким уровнем преступности во всей Республике и с самым низким уровнем арестов. Это было примитивное, феодальное, замкнутое общество.

Лежа на тюках, Харрисон слышал тихие голоса двух мужчин, которые, судя по всему, хорошо знали друг друга и разговаривали только, чтобы скоротать время в долгие часы перехода.

Лишь для очистки совести он провел левой рукой по наручникам, потом ощупал пальцами цепь, приковывавшую его к балке, и потрогал без всякой надежды на успех висячий замок, который удерживал цепь на месте. Не было никакой возможности двинуться или ослабить наручники, чтобы освободить запястье, или то место, где крепилась цепь.

Теплая мягкость сена скоро его усыпила, и он свернулся калачиком на боку с поджатыми коленями. Его сознание замкнулось для всего внешнего, не допуская ни сна, ни кошмара. Он обрел мир, дыхание его стало спокойным и ровным, и он уже почти не двигался.

Столкновения распространились по всему историческому центру столицы. Под покровом темноты шайки молодых людей, малой численности и хорошо организованные, били стекла в витринах магазинов и поджигали машины. Ночной воздух приносил эхо грохота, когда бутылки с коктейлем Молотова ударялись о булыжники мостовой. Выли полицейские сирены и слышались отголоски выстрелов карабинеров, бросавших гранаты со слезоточивым газом на узких улицах. Ночь была полна шума уличной битвы и криков: «Смерть фашистам!», «Смерть убийцам Паникуччи!» и «Свобода Тантардини!»

Результатом было двадцать девять арестованных, пять травм полицейских, пострадало одиннадцать магазинов и восемнадцать машин.

Утром имя Франки Тантардини можно было видеть написанным большими буквами жидкой краской на стенах домов.

Его гости ушли. С обеденного стола представительского номера Дома ICH все убрали. Сэр Дэвид Адамс вернулся в свой офис. Среди недели он часто работал допоздна. В уикэнд уезжал за город. Высокопоставленные чиновники компании привыкли к его раскатистому голосу по телефону в любой час вплоть до момента, когда он очищал свой стол от всего и переходил дорогу в свою квартиру, чтобы чуточку соснуть, когда в этом нуждался.

В этот вечер его целью стал Директор Персонала, который взял отводную трубку, уже лежа в постели. Беседа, как и обычно, била точно в цель.

— Человек, которого мы послали в Рим, в порядке?

— Да, сэр Дэвид. Я проверил в Алиталии. Ему пришлось отправиться в Милан, но он ухитрился попасть в Рим.

— Вы звонили жене Харрисона?

— Не мог дозвониться. Пытался до того, как ушел из конторы, но это сделает тот парень, Карпентер.

— Он будет поддерживать с ней связь?

— Первое, что он сделает утром, это дозвонится до нес.

— Как Харрисон сумеет справиться со всем этим? Человек из посольства, который мне звонил, как–то был не очень уверен в его действиях.

— Я просмотрел досье Харрисона, сэр Дэвид. Но немногое из него вынес. У него прекрасная репутация в компании... И это очевидно, если он занимал такой пост. Он человек цифр...

— Все это мне известно. Но как он поведет себя под таким нажимом. Как он это воспримет?

— Он прекрасно справляется, когда его поджимают дела. — Директор Персонала услышал вздох, означавший досаду, и который его ухо восприняло, как свист.

— Это человек, привыкший к развлечениям на свежем воздухе. Есть ли у него какое–нибудь хобби, записанное в досье?

— Нет, собственно говоря, сэр Дэвид, такого там нет. Есть только то, что он назвал сам — «чтение».

На другом конце линии послышалось фырканье.

— Вы знаете, что это значит. То, что он приходит домой, включает телевизор, выпивает три порции джина и отправляется спать. Человек, который в качестве хобби называет чтение, с моей точки зрения — евнух на отдыхе.

— Что вы хотите сказать?

— Что бедный зануда совсем не годится для той переделки, в которую угодил. Увидимся утром.