Владимир Колычев - Круче, чем оружие

– У Сафрона спроси.

– У какого Сафрона?

– А у кого банда на втором районе?

– И что я должен у него спросить?

– Зачем он бабу Лехе подсунул. А затем, чтобы она его к озеру вывезла. Там Сафрон его и грохнул.

– Барахолку не поделили?

– Какую еще барахолку? – скривился Скат.

– Я смотрю, ты большой любитель «дурочку» валять… Давай ты будешь заниматься этим под одеялом.

– Не смешно! – кисло глянул на Степана Скат. Не нравилось ему, что инициатива выскользнула из его рук.

– Не было никакой бабы, – качнул головой Степан.

– Не веришь – не надо.

– Заставь поверить.

– Зачем?

– Ты что, не понимаешь? У тебя судимость… И Кокошина ты обижал…

– Когда я его обижал? – вскинулся Скат.

– В детстве.

– Нашел, что вспомнить!

– Мотив есть. И судимость никуда не делась… Слышал песню про то, как опера криминал шьют?

– У вас ничего не выйдет.

– Почему?

– Сейчас не тридцать седьмой год. Я свои права знаю. И алиби у меня есть… И у меня, и у Яслина…

– У Яслина?

– Олег Яслин. Он видел, как Леха «бухло» покупал. И баба у него в машине сидела… Вчера видел, утром. Тот сказал, что на озеро едет.

– Я могу поговорить с Яслиным?

– Нет. – Взгляд у Ската вдруг заледенел и подернулся туманом.

– Почему?

– Я его вчера убил.

Степан вскинул брови, удивленно глянув на него. Судя по выражению лица, Скат не врал.

– Я подумал, что это он Леху убрал.

– Подумал и наказал?

– Да, на этом самом месте. Где ты стоишь. Там еще кровь осталась.

Степан глянул вниз, и это рассмешило Ската.

– Что, купился? – хохотнул он.

– Ну, с тебя станется. – Степан постарался скрыть растерянность.

– Яслик сейчас в Москве, вечером будет, на тренировке… Еще вопросы есть?

– Ну, если девушка не «липовая»… – пожал плечами Степан.

– Свободен! – Скат протянул ему наручники и кивком показал на выход.

Но Степан не спешил покинуть помещение.

– Может, разомнемся? – спросил он, кивнув за плечо.

– На ринге? С тобой? – загорелся Скат.

– Это долго. А надо по-быстрому… Я ударю тебя, ты ударишь меня. Посмотрим, кому хуже будет.

– Ты уверен?

– Только в лицо не надо… – Степан распахнул куртку, подставляя под удар грудь.

Скат и выглядел мощно, и ударить мог со страшной силой – опер очень рисковал. Но так хотелось «умыть» этого недоноска с непомерными амбициями.

– Ну, смотри.

Сбылось наихудшее предсказание: Скат ударил с такой силой, что у Степана остановилось сердце. Он физически ощутил, как оно, всхлипнув, замерло. И дыхание застопорилось.

– Ну как? – оскалился Скат.

Степан удивленно глянул на него. А чего это он, интересно, радуется? Они же не в очереди стоят, где место можно передать кому-то другому. А Степан уже готов его «отоварить», да по полному прейскуранту.

– Готов? – спросил он.

– Да легко! – Скат расправил плечи.

И тут же в грудь ему врезался кулак. Степан бил со всей силы. Понимал, что нельзя так делать: служебный долг не велел. Но удержать в себе злость, смешанную с диким азартом, не смог. Поэтому и ударил от всей души.

Скат умудрился удержаться на ногах. Лишь слегка подался назад и глянул на Степана с насмешкой, дескать, ничего страшного. Но в следующую секунду его глаза закатились, он стал падать и бухнулся без сознания на пол. Но сердце билось, Степан лично это проверил, прежде чем уйти.

Дружки Ската смотрели на него свирепо, с тревогой, но никто не посмел встать у него на пути. А их скопилось порядком, человек семь-восемь. И они могли оставить Степана в своем подвале навсегда.

Дымно в кабаке, накурено, как в тюремной камере. Но там пиво не подавали, там только чифирь. А еще никакой свободы. Зато сейчас – делай что хочешь. В пределах своих возможностей. Только вот пределы эти ужатые. Люди есть, а стволов нет.

– Ската, говорят, менты прессуют, – затягиваясь, проговорил Гонщик.

– Гонишь! – глянув на него, хмыкнул Сафрон.

Кабак на автовокзале – его точка. Здесь он самый главный… Только вот хозяин этой кооперативной забегаловки не хочет освобождать зал под него. Платить согласен, а клиентов лишаться – нет. В принципе он прав, не будет посетителей – не станет и выручки. С чего тогда отстегивать? Но все равно обидно. Сафрон хотел, чтобы во время его визитов кабак пустел. Может, когда-нибудь так и будет. А пока приходится терпеть всяких калдырей…

– Да нет. У них же там Кокошу завалили. Ската подозревают…

– И что?

– Мент к нему вчера приходил. Ну, на «четверку». Говорят, прямо в подвал и зашел.

– Мент? Или менты?

– Мент. Один.

– В подвал?.. Он что, самоубийца?

– Ската избил.

– Ската?! Избил?!.. У него в подвале?… Кто тебе такую дичь прогнал, Гонщик? – засмеялся Сафрон. Уж он-то точно знал, насколько можно верить этому балаболу.

– Жук своей телке прогнал, а она с моей сестрой в одной шараге…

– А Жуку можно верить?

– Ну, он в зюзю вчера был…

– Значит, нельзя.

– Ну, не знаю, – с обидой глянул на него Гонщик. – За что купил…

– За что ты купил? У тебя «бабки» есть?

– Ну-у…

– Только трепаться умеешь.

– Да ну тебя! – психанул Гонщик. – Реально мент был. И Ската вырубил. Забились они, кто кого вырубит. Сначала Скат ударил, а потом мент… Там все по чесноку было.

– И мент вырубил Ската?

– Здоровый мент.

– И Жук об этом растрепал?

– Ну.

– Я любого урою, кто про меня так сольет.

– Это же хорошо, что у Ската фуфло всякое в команде…

– Фуфло не фуфло, а в команде… – в раздумье проговорил Сафрон. – Надо пулю запустить, что Жук на Ската пролил… Кокошу же они за что-то грохнули?

– И Жука могут грохнуть, – кивнул Ступор.

– Бей своих, чтоб чужие боялись, – осклабился Сафрон.

– Ну да.

– Пусть менты их дальше прессуют… А мы пока барахолку возьмем.

– Ты это серьезно?

– А ты думаешь, Скат к нам на разбор со стволами подъедет?

– Со стволами.

– А менты?

– Класть он на них хотел!

– Понты это. Для своих.

Гонщик поднялся, вышел из зала, но тут же вбежал обратно. Нахохленный, встревоженный, движения быстрые, энергичные.

– Менты там! – с ходу выложил он.

Сафрон напрягся, даже привстал на стуле. Так вдруг захотелось заорать: «Шухер!». Но сдержал предательский порыв.

– И что?

– Да нет… Просто тот самый мент…

– Какой тот самый?

– Ну, который Ската вырубил.

В кабак вошел рослый парень с широким лицом и высокими скулами. Тяжелые надбровья, крепкий нос, чугунный подбородок. Взгляд пронзительный, цепкий. С ним был второй, но попроще, двигался неуверенно, терялся в толпе. Вроде бы высокий, не хилый, а невзрачный. Зато первый парень пер как танк. Не останавливаясь, он окинул взглядом зал, зацепился за Сафрона, вонзился в него и стремительно направился к его столику. Подошел, сел на свободный стул. И вдруг стал спокойным, смирным как тихоня, следователь в районной прокуратуре.