Николай Леонов - Комната страха

– Как же вы так, товарищ полковник… – растерянно пробормотал Самохин. – Надо было мне остаться…

– Судя по тому, что вы явились с пустыми руками, действительно лучше бы ты остался, – с досадой заметил Гуров.

– Не все так мрачно, Лева, – сказал Крячко, который, поняв, что с другом все в порядке, пришел в хорошее настроение. – Во-первых, Сидоренко мы твоего поймали. Прямо на нас выскочил. Драться ведь кинулся, паразит! Пришлось ему вложить по первое число. Выместить, так сказать, боль разочарования.

– Где он? – дернулся Гуров.

– Не волнуйся, сидит в машине, – объяснил Крячко. – В наручниках. Я его к сиденью пришпилил, как особо буйного.

– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнул Гуров. – А остальные?

– С остальными хуже, – смущенно признался Крячко. – Понимаешь, какое дело… Одним словом, когда вы тут всю эту кашу заварили, мне как раз приспичило по нужде отойти. Ну как нарочно! Так что грузовик я остановить не успел. Ну, вижу я, что он один, – думаю, нагоню на трассе. А тут Самохин вылетает. Мы так подумали: зачем собственную машину гробить – поехали на чужой. Начали мы, значит, нагонять этих засранцев. Они вначале уйти надеялись, но тут дорога петляет, скорость хрен наберешь. Да и фура у них. Короче, вдруг они останавливаются и выходят. Я вижу, дело пахнет керосином – дал предупредительный в воздух. Самохин тоже – для убедительности. А эти наглецы открыли ответный огонь! Ну, правда, стреляли не в нас, а в нашу тачку. И что ты думаешь? Продырявили обе передние шины, да еще, кажется, маслопровод перебили. Ну, это мы потом обнаружили, когда они опять в бега ударились.

– А вы, значит, в молоко стреляли? – недовольно констатировал Гуров.

– Ну, в общем, да, – согласился Крячко. – А что ты хочешь? Ночь. Нервы. Да и пистолет Макарова – та еще штучка. Кто из него попасть во что-нибудь может, тому только в цирке выступать. Одним словом, ушли они, Лева. А я думаю, да и черт бы с ними! Нет, правда! Сидоренко мы взяли, и в одиночку он куда сговорчивее будет, вот увидишь. Другой вопрос: что со всем этим хозяйством делать? – Он кивнул на торчащий в зарослях грузовик.

– Придется с местными коллегами связываться, – сказал Гуров. – Так и так нужно остальных задерживать. Это скажу я тебе, Стас, самые настоящие инквизиторы! Загляни в грузовик – все поймешь.

– Товарищ полковник, так что сейчас делать будем? – спросил Самохин, который возился на обочине с раненым. – Тут один, оказывается, дышит еще. В больницу его надо.

– Мы его не довезем, капитан, – ответил Гуров. – Сейчас на кордон вернемся. Там ведь телефон есть. Вызовем «Скорую», а заодно и коллег озадачим. Ты, пожалуй, здесь пока покарауль, а мы с полковником мигом обернемся. Держи фонарик, чтобы не страшно было!..

Гуров и Крячко сели в машину. На заднем сиденье зло сверкал глазами Сидоренко. Гурову он сейчас вовсе не показался сговорчивым, хотя вид у него был гораздо хуже, чем каких-нибудь полчаса назад, – разбитые губы, опухшее левое ухо и синяки под обоими глазами свидетельствовали, что получил он действительно по первое число.

Однако Крячко не ошибся – синяки пошли Сидоренко на пользу. Несмотря на свой сердитый вид, он уже не уклонялся от общения и даже проявлял некоторые признаки почтительности, наличия у него которой Гуров до сих пор совершенно не предполагал.

– Ну, как пробежался? – спросил его Гуров, усаживаясь за руль. – Вечерние пробежки, говорят, для здоровья полезны. Жаль, мне с тобой побегать не удалось!

– Зато мы с ним славно побоксировали! – захохотал Крячко. – Но скажу тебе, Сидоренко, боксер ты неважный!

– Это-то еще ничего, – заметил Гуров, заводя машину. – Это даже хорошо, что он плохой боксер. Хуже то, что он дурак. Ты вообще понимал, Сидоренко, что тебе грозит за нападение на представителей власти?

– Так мы же что думали? – скромно ответил Сидоренко. – Мы-то думали, что на местных ментов прыгаем, а вы, оказывается, из центрального аппарата! Кабы мы знали!

– Вот, значит, в чем дело! – усмехнулся Гуров. – Ну, это, конечно, причина уважительная. Только незнание не освобождает от ответственности, Сидоренко. У тебя есть единственный шанс реабилитироваться – рассказать нам откровенно, что тебе известно о похищении твоего друга, Ильи Ликостратова.

Пауза была томительной и долгой, а голос у парня, когда он заговорил, был полон тоски.

– Ошибаетесь, гражданин полковник, – сказал он. – Не было у меня никогда такого друга.

– Ну что, молчит? – уничтожающе произнес генерал Орлов.

Он вызвал Гурова и Крячко к себе в кабинет под вечер, когда горячка рабочего дня несколько спала. Это обнадеживало. Значит, разговор должен был состояться нелегкий, но задушевный. Разговор между своими.

Гуров уже был в этом кабинете с докладом утром – сразу после того, как они вернулись из Брянска. Задержаться пришлось дольше, чем они рассчитывали, – слишком крутую кашу они заварили в чужих краях. Пока разобрались с местным УВД и прокуратурой, пока оформили все необходимые документы, прошло целых два дня. К тому же выяснилось, что рана на ноге Гурова гораздо серьезнее, чем хотелось бы, и пришлось прибегнуть к помощи хирурга. Врачи настаивали на госпитализации, но здесь уж Гуров категорически отказался.

Помимо этих хлопот, Гуров дал себе зарок во что бы то ни стало пристроить брошенных птиц, и это тоже заняло немало времени. В конце концов, при содействии местных орнитологов и сотрудников университета этого удалось добиться. И хотя условия, в которые попали на этот раз несчастные существа, тоже были далеки от идеальных, но все-таки лучше, чем ничего.

В общей сложности оперативники пробыли в Брянске четыре дня и вернулись в Москву уже двадцать пятого мая утром, усталые, не вполне здоровые и, пожалуй, разочарованные. Сидоренко, единственный член преступной группы, попавший им в руки, упорно молчал. Не дал он никаких показаний брянскому следователю, ничего так и не сказал Гурову, и то же самое повторилось в Москве, в кабинете Балуева.

Таким образом, результаты поездки оказывались более чем скромными в том, что касалось информации, и весьма скандальными в том, что касалось обстоятельств этой поездки. Баланс был явно не в пользу Гурова, и он ждал грозы.

Однако генерал Орлов принял его довольно сдержанно, молча выслушал доклад, задал несколько уточняющих вопросов и предложил работать дальше. Что при этом было у него на уме, одному богу известно. Но Гуров не сомневался – в самом ближайшем будущем гроза должна разразиться, и, судя по всему, генерал запланировал ее именно на вечер.

И все же у Гурова отлегло от сердца. Если бы Орлов вызвал их всех утром, это был бы гораздо худший вариант. Все самые беспощадные вещи происходят утром. Утром начинается рабочий день, утром ведут на казнь, и утром же начинаются войны. Вечером другое дело – вечером люди сидят за кружкой пива, потягивают сигары и говорят дамам комплименты. Им с Крячко никто, конечно, комплиментов говорить не будет, но они могут, по крайней мере, рассчитывать, что казнь отложат до следующего утра.