Николай Леонов - Комната страха

Ямщиков с отвращением посмотрел на паспорт, который держал Гуров, махнул рукой и ответил:

– Теперь один черт! Я заметил этих идиотов, когда выехал за Кольцевую. В лесу я притормозил, а потом пугнул обоих пистолетом. Машину сжег.

– У вас и пистолет есть? – удивился Гуров. – Помнится, вы говорили что-то об охотничьем ружье?

– Пистолета уже нет, – хладнокровно сказал Ямщиков. – Я его выбросил. Как оказалось, совершенно напрасно. Седой был у меня в руках, и я упустил этот момент.

– Что касается меня, то я очень рад такой неудаче, – заметил Гуров. – Самосуд я не одобряю в принципе. Почему вы сразу не обратились в милицию, в ФСБ? Почему вы предпочли покончить счеты с жизнью? Что вам помешало обратиться к властям? Даже когда опасность коснулась вашей дочери. Даже когда я сам нашел вас. Что вам помешало?

Ямщиков встретился с ним взглядом. В глазах Ямщикова была безнадежность и тоска.

– У вас есть дети? – вдруг спросил он. – Нет? Тогда вам этого не понять. Когда ваша взрослая дочь вдруг узнает, что в какой-то период ее замечательный и талантливый отец был самым обыкновенным барыгой и сбывал темным личностям секретные технологии…

– Вы были в этом замешаны?

– Да. В то время продавалось все. Никто ничем не интересовался. Все торопились набить карманы. Если бы не украл ты, украл бы другой. Увы, мне тоже тогда показалось, что все рухнуло и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Мы занимались такими делами на пару с Седым. Потом он уехал, а я не решился. Меня никогда не тянуло в далекие края. Наши делишки так и не всплыли, но с памятью у Седого все в порядке. Если вы его возьмете, он не будет молчать.

– Это понятно, что он молчать не будет. Жаль, что так долго молчали вы, – сказал Гуров. – Может быть, это не приходило вам в голову, но тогда и ваш троюродный брат, и Светлана Изотова были бы до сих пор живы.

– Есть вещи, о которых молчишь до последней минуты, – произнес Ямщиков. – У вас самого нет тайн, полковник?

– Вот именно, – ответил Гуров. – У меня нет тайн.

Уже давно переминавшийся с ноги на ногу Жмырин подмигнул Гурову и отвел его в сторону.

– И что же мы теперь будем с ним делать, Лев Иванович? – с неожиданной жалобной интонацией спросил он. – Человек в расстройстве. Возьмет и нажмет на кнопку. Разнесет нас всех к чертовой матери!

– Будем надеяться, что не нажмет, – сказал Гуров. – А что еще остается делать? Мне представляется, что он не станет этого делать. Ямщиков не убийца, у него просто сильно развито эгоистическое чувство. Но он разумный человек и знает, когда нужно остановиться. Сейчас мы предложим ему вместе поехать куда-нибудь, чтобы он мог переодеться. А потом отвезем к нам и возьмем показания.

– Его надо ФСБ передавать, Лев Иванович, – сказал Жмырин.

– Передадим, – кивнул Гуров. – Когда все выясним. Может быть, человек все придумал. Может, он пошутил? Сейчас, знаешь, сколько таких шутников развелось? А тем временем мы выясним информацию по иностранному гражданину, у которого Ямщиков отобрал паспорт. Там с этой машиной вышла странная история. В контору, которая сдавала в прокат автомобили, вчера вечером пришел второй иностранец и заплатил хозяину полную стоимость сгоревшей машины, представляешь? Сказал, что вышел несчастный случай, и просил все уладить. Прокатчик деньги взял, но все-таки сообщил обо всем в милицию. Место проживания этих иностранцев известно. Туда поехали ребята из отдела по угону. Вот жду от них сообщений.

– А как мы до Седого доберемся?

– Прежде всего нужно срочно выяснить все по гражданам этой африканской страны, которые недавно въехали в нашу страну. Вот ты этим и займись. Нужно выяснить, что за птица этот Седой. Не исключено, что нам до него не добраться. Прямых улик против него нет. Могут возникнуть дипломатические осложнения. Но у меня есть одна мысль. Мы попробуем подобраться к этому мерзавцу через его «шестерок». Теперь мы знаем, что на него работали, по крайней мере, четверо – двое в «Форде», некий Дэн и самая колоритная персона – Никита…

– А она, похоже, здесь, – сказал Жмырин.

– Где здесь? – не понял Гуров.

– Здесь, в посольстве, – объяснил Жмырин. – Я, кажется, ее только что видел.

– У вас есть карты, Алексей Петрович? – неожиданно спросил Жмырин.

Ямщиков резко поднял голову, точно пробудившись от беспокойного сна, и озабоченно уставился на подполковника.

– Карты? Что вы имеете в виду? Какие карты?

Жмырин ухмыльнулся и пояснил:

– Обыкновенные игральные карты. Я подумал, нас тут как раз четверо – почему бы не расписать пулю? Чтобы убить время, а?

– Гениальная мысль, – сказал Крячко. – Играть будем на щелбаны. До получки еще далеко.

– У меня нет карт, – ответил Ямщиков. – Могу предложить шахматы.

– Ну-у, шахматы! – разочарованно протянул Крячко. – В шахматы только Гуров умеет играть. Это неинтересно.

Гуров, Жмырин и Крячко сидели в домашнем кабинете Ямщикова и ждали звонка. На улице уже темнело, а звонка все не было. Темнота Гурова не смущала – даже наоборот, но Седой медлил, и это наводило Гурова на неприятные мысли. Пронюхать он вроде бы ничего не мог – все было сделано аккуратно, а возможности самого Седого были все-таки ограничены. Развернуть тотальную слежку за Ямщиковым он не мог. Это привлекло бы к нему внимание. Да и вряд ли на него работало много людей. В то же время Гуров значительно усилил охрану больницы и особенно палаты, в которой лежала дочь Ямщикова, а квартирой Ямщикова занялся лично.

Алексей Петрович представил их троих жене как коллег по работе и сказал, что им нужно серьезно позаниматься, поэтому мешать им ни в коем случае нельзя. Бедная женщина сделала вид, что поверила в такое объяснение, но по ее глазам Гуров понял, что она совершенно сбита с толку и рисует в воображении всякие ужасы. Но, к сожалению, объяснить ей он ничего не мог.

Закрывшись в кабинете Ямщикова, они принялись ждать. К телефону Ямщикова был подключен магнитофон – запись предстоящего разговора могла пригодиться. Сами молчали – все было переговорено. Гуров не был уверен, хочется ли тому вообще жить – похоже, черту под своим существованием Алексей Петрович подвел уже тогда, когда решился превратить себя в живую бомбу. Вряд ли бы такой человек снизошел до признания, но важнее всего ему было сейчас отомстить, а другого шанса у него уже не было. Гуров догадывался, что чувствует сейчас этот человек, впереди у которого были суд, позор и годы изоляции от общества. И еще угрызения совести за напрасную смерть близких. Ямщиков действительно был сильным человеком, но не настолько, чтобы окончательно утерять человеческие чувства. Ужас происшедшего становился теперь для него все яснее и яснее. Наверное, это мучило его больше всего.