Дрор Мишани - Скрытая угроза

Когда за несколько минут до назначенного часа Авраам вошел в зал заседаний на втором этаже, там было пусто.

Он налил себе в бумажный стаканчик кипятку, приготовил черный кофе и занял обычное место у окна, глядящего на стоянку патрульных машин.

Инспектор хорошо подготовился к заседанию отдела расследования, первому после возвращения. В праздники он снова перечитал все материалы по делу и серьезно их проанализировал, а в субботу поехал на своей машине на улицу Лавон – чтобы просто побывать там, уловить нечто, что прежде он упускал. И в голову ему пришло несколько идей, для осуществления которых требовалось разрешение: прекратить слежку за Амосом Узаном, увеличить патруль в районе детсада и подключить к расследованию дополнительного сыщика по причине особой срочности. На самом деле из-за нехватки сыщиков слежка за Узаном прекратилась еще перед праздниками – ведь интерес к нему так и так подостыл…

С точки зрения Авраама, усиление полицейского надзора преследовало несколько целей. Первой целью был человек или люди, подложившие чемодан и позвонившие с угрозами. Это должно было предостеречь их от дальнейших запугиваний. Второй целью являлись обитатели квартала – увеличение патрульных машин придаст им чувство спокойствия. Третьей целью – возможно, самой важной – была Хава Коэн, заведующая детсадом, солгавшая инспектору и утаившая факт телефонной угрозы. Авраам считал, что патрульные машины нагонят на нее страху. Надо, чтобы каждый раз, выходя или входя в детсад, она видела патрульную машину, проезжающую по их улице или останавливающуюся возле него. На допрос Авраам решил пока ее не вызывать.

Настораживало предупреждение, что, мол, чемодан – это только начало .

Когда он заговорил, в зале наступила тишина – может быть, потому, что он так долго не участвовал в заседаниях отдела. Только Бени Сабан проявлял нетерпение. Его глаза снова заморгали, и шеф как бы невзначай прикрыл их ладонью. При этом он не переставая барабанил ручкой по столу. Вначале Сабан поздравил Авраама с возвращением и оповестил присутствующих, что тот перед праздниками приступил к расследованию истории с поддельной бомбой на улице Лавон. Затем попросил Авраама первым взять слово.

– Как и говорилось ранее, речь идет о муляже бомбы, который в прошлое воскресенье подложили в чемодане к детсаду на улице Лавон в Холоне, – начал инспектор. – Прочесывание местности особых результатов не дало, но был задержан подозреваемый – на основании невнятных показаний соседки, уверявшей, что она видела человека, этот чемодан подбросившего. Подозреваемый допрошен мною и отпущен, но продолжает оставаться под наблюдением. За неимением фактических находок или каких-то разведывательных данных расследование концентрируется на возможных мотивах для подкладывания муляжа. В первые дни я пошел в нескольких направлениях: детсад, дом, во двор которого подложен чемодан, и винная лавка «Вина города» в соседнем доме.

– Что еще за лавка? – спросил Сабан, и Авраам удивленно посмотрел на него.

Эяль Шрапштейн тоже участвовал в заседании отдела – Авраам встретился с ним впервые после возвращения. Тот вернулся из семейного отпуска в Тоскане, загорелый, улыбчивый, с выгоревшей на солнце шевелюрой. Войдя в зал заседаний и увидев Авраама, он сказал ему: «С приездом!» – и совершенно спокойно уселся на соседний стул.

– В канун праздника произошел некий прорыв в расследовании, и сейчас я с полной уверенностью могу сказать, что муляж как-то связан с детсадом, – продолжил инспектор. – Заведующая садом отрицала тот факт, что ей поступали угрозы, но при допросе ее помощницы, девушки, работающей в том же детсаду, я узнал, что после того, как подложили муляж, в сад позвонила женщина, предупредившая, что чемодан – это лишь начало.

Сабан перестал стучать ручкой по столу и спросил:

– Женщина?

– Да, – коротко ответил Авраам.

– Очень странно.

– Да, очень. Кроме того, мне стало известно по меньшей мере о двух конфликтах, связанных с заведующей садиком, или о двух стычках, когда родители грозили ей или словесно нападали на нее. Сегодня их вызовут на допрос. На данный момент это главное направление, а завтра или послезавтра, после допросов обоих родителей, будет вызвана заведующая детсадом для дачи дополнительных показаний.

– Что еще известно о содержании угрозы? – спросил Шрапштейн.

– Ничего, – ответил Авраам. – По телефону было сказано: «Это только начало». Поэтому я считаю, что патрулирование на этой улице следует усилить. Это может отпугнуть преступника или преступников, а также успокоить родителей. И, как мне кажется, нужно добавить людей и срочно продвинуть расследование. Чтобы исключить эту угрозу.

Эяль улыбнулся, и Авраам заметил у него на правом запястье новые часы в золотом корпусе и с кожаным ремешком.

– А ты не подумал, что это может быть звонок-розыгрыш? У нас есть опыт с такими идиотами, – сказал Шрапштейн.

Только лишь Авраам открыл рот, чтобы ответить, Сабан прервал его. Пропустив реплику Эяля, он сказал:

– Может, стоит закрыть детсад? На кой мне надо, чтоб подложили настоящую бомбу, когда там дети?

Инспектор был готов к тому, что новый шеф предложит что-то в этом роде.

– Не думаю, что стоит так делать, – возразил он. – Ощущению личной безопасности жителей это не поможет – наоборот, нарушит рутину их жизни и лишь усилит страх.

Сабан поглядел на него с уважением.

– Кроме того, для меня объект – заведующая садиком, – добавил Авраам. – У меня есть ощущение, что она знает, кто подбросил этот чемодан. Я хочу, чтобы Хава Коэн созрела, поняла, что она у нас на прицеле, и завтра или послезавтра, когда я узнаю побольше, я приглашу ее на дополнительный допрос.

Только в праздничные дни до него впервые дошло: воспиталка утверждает, что между чемоданом и ее садиком нет никакой связи, не потому, что верит в это или боится, что поиск такой связи напугает родителей. Она сказала это только потому, что знает про эту связь. Прекрасно знает, кто подложил чемодан и кто пригрозил по телефону. Инспектор еще не мог сказать наверняка, сделала ли она это, потому что боялась угрожавшего ей человека, или потому что ей было что скрывать.

В зал заседаний вошла секретарша Сабана, которая поставила перед шефом чашку горячей воды и несколько рогаликов и что-то шепнула ему на ухо.

– Хорошо, Ави, прекрасно. Прекрасная работа, – сказал он. – Продолжим?

Авраам не успел ответить на вопрос Шрапштейна и сказать, что телефонный звонок – это, возможно, важное сообщение, а его просьба присоединить к делу еще одного следователя была временно отклонена из-за нехватки рабочих рук.