Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга [Мегрэ и клошар]

— Вы слышали, Жеф?

Но тот, нимало не смущаясь, заметил:

— Это все его выдумка. А у вас была своя. Другие еще чего-нибудь навыдумывают, верно? А при чем тут я?

— Который был час, мосье Гийо?

Тут уж Ардуэн не мог удовольствоваться немой ролью и вмешался:

— По… по… почти… половина…

— Примерно половина двенадцатого, — прервал его господин Гийо. — Без двадцати двенадцать мы уже были в кафе на улице Тюрен.

— Ваша машина красного цвета?

— Да, у меня красная машина, «Пежо-403».

— И в номерном знаке есть две девятки?

— 7949, Л—Ф 75. Можете посмотреть технический паспорт…

— Не хотите ли, мосье ван Гут, спуститься во двор и опознать машину?

— Я хочу только одного — вернуться к жене.

— Как вы объясняете эти противоречия в показаниях?

— Объяснять — ваше дело, а не мое.

— Вы понимаете, какую вы допустили ошибку?

— Да, вытащил человека из воды.

— Но сделали вы это не по своей воле.

— Как — не по своей воле? Значит, я был вроде лунатика, когда отвязал ялик и взял багор?

— Вы забыли об одной детали: кроме вас, еще кое-кто тоже слышал крики бродяги… Виллемс — тот не кричал: видимо, от холодной воды его сразу же хватил удар. С Тубибом вы были осторожнее и сначала оглушили его. Вы были уверены, что он мертв или, во всяком случае, не справится с течением и водоворотами… Услышав крики, вы были неприятно поражены. И вы бы не пошевелили пальцем — пусть себе покричит, пока не отдаст богу душу, — если б не услышали голоса речника с «Пуату». Он видел, что вы стояли на палубе своей баржи. Тогда-то вы и сочли нужным разыграть роль спасителя!

Жеф только пожимал плечами.

— Когда я вам сказал, что вы допустили ошибку, я имел в виду не то, что вы бросились спасать человека. Я имел в виду ту историю, что вы рассказали, вернее, сочли нужным рассказать мне, чтобы рассеять подозрения. Вы ее тщательно продумали…

Страховой агент и его друг, потрясенные, смотрели то на комиссара, то на фламандца, поняв наконец, что на карту поставлена человеческая жизнь.

— В половине двенадцатого вы вовсе не чинили мотор, как пытались нас убедить. Вы находились в таком месте, откуда видна набережная — либо в каюте, либо где-нибудь на палубе… Иначе вы бы не заметили красной машины. Вы видели, как бросили в воду собаку, и вспомнили об этом, когда полиция стала расспрашивать о случившемся. Вы решили, что машину не найдут, и заявили, будто видели двух мужчин, возвращавшихся из-под моста Мари.

— Я никому из вас не мешал говорить, верно? Они болтают что хотят, и вы тоже болтаете что хотите…

Мегрэ снова подошел к двери.

— Мосье Гуле, прошу вас!

Лапуэнт ввел в кабинет речника с баржи «Пуату», которая все еще разгружала песок у набережной Селестэн.

— В котором часу вы услышали крики на реке?

— Около полуночи.

— А не можете сказать точнее?

— Нет.

— Было больше половины двенадцатого?

— Наверняка. Когда все было кончено, я хочу сказать, когда тело вытащили на берег и пришел ажан, было уже половина первого. По-моему, ажан записал время у себя в блокноте. И, уж конечно, больше получаса не могло пройти с той минуты, как…

— Что вы на это скажете, ван Гут?

— Я? Ничего… Он тоже рассказывает по-своему. Верно?

— И ажан рассказывает?

— Ажан тоже может выдумать.

В десять часов вечера, когда три свидетеля ушли, из кабачка «Дофин» снова принесли поднос с бутербродами и с бутылками пива. Мегрэ вышел в соседнюю комнату и сказал Лапуэнту:

— Теперь твоя очередь…

— Что я должен у него спрашивать?

— Что хочешь…

Такая уж у них была система. Случалось, они сменяли друг друга по три-четыре раза в течение ночи, задавая одни и те же вопросы, но несколько в ином разрезе, стараясь мало-помалу измотать подозреваемого.

— Алло! Соедините меня, пожалуйста, с женой.

Госпожа Мегрэ еще не ложилась.

— Не жди меня… не советую…

— Ты, кажется, устал. Трудный допрос?

Она почувствовала по тону, что настроение у него неважное.

— Он будет отпираться до конца, не давая ни малейшей зацепки. В жизни не встречал более упрямого негодяя.

— А как Тубиб?

— Сейчас узнаю…

Он тут же позвонил в больницу и попросил к телефону ночную сиделку хирургического отделения.

— Спит. Нет, болей нет… После обеда его смотрел профессор и заявил, что теперь он вне опасности.

— Больной что-нибудь говорил?

— Перед сном попросил пить.

— А больше ничего не говорил?

— Ничего. Принял снотворное и закрыл глаза.

Полчаса Мегрэ расхаживал по коридору, предоставив сражаться Лапуэнту, голос которого гудел за дверью. Затем решил вернуться к себе и, войдя в кабинет, увидел, что ван Гут снова сидит в кресле, положив на колени огромные руки.

По лицу Лапуэнта не трудно было угадать, что он ничего не добился, тогда как речник насмешливо посматривал на него.

— Долго будет продолжаться эта канитель? — спросил он, видя, что Мегрэ снова уселся в кресло. — Не забудьте, что вы мне обещали вызвать консула. Я расскажу ему обо всех ваших фокусах, и об этом напишут в бельгийских газетах.

— Послушайте, ван Гут…

— Я слушаю вас час за часом, а вы долбите одно и то же. И этот тоже. — Он указал на Лапуэнта. — Может, у вас за дверью стоят еще другие, которые опять же будут меня допрашивать?

— Может быть.

— Но я отвечу им то же самое.

— В ваших показаниях много противоречивого.

— А если даже и так? Посмотрел бы я, как бы вы не противоречили себе на моем месте!

— Вы же слышали, что утверждают свидетели.

— Свидетели говорят одно, а я говорю другое. Это еще не доказывает, что я вру. Я всю жизнь работал. Спросите у любого речника, что он думает о ван Гуте. Не найдете ни одного, кто плохо бы отозвался обо мне.

И Мегрэ начал все сызнова, решив, что на этот раз доведет дело до конца. Ему вспомнился случай, когда человек, столь же неподатливый, как ван Гут, вдруг спасовал на шестнадцатом часу допроса, в ту минуту, когда комиссар уже собирался оставить его в покое.

Это была одна из самых изнурительных ночей в практике Мегрэ. Дважды он уходил в соседний кабинет, а на его место садился Лапуэнт. Под конец не осталось ни бутербродов, ни пива, и все трое походили на трех призраков, затерянных в пустынных кабинетах Дворца Правосудия, где уборщицы уже начали подметать коридоры.

— Вы не могли видеть, как эти двое мужчин проходили мимо вашей баржи.

— Разница между нами в том, что я был там, а вас там не было…

— Но вы же слышали их показания?

— Все что-нибудь болтают.

— Учтите, я не обвиняю вас в преднамеренном акте…

— Это что такое?

— Я не утверждаю, что вы заранее решили его убить.

— Кого? Виллемса или того человека, которого я вытащил из воды? Ведь теперь их уже двое, верно? А завтра, может быть, окажется трое, четверо, пятеро… Вам ничего не стоит прибавить еще кого-нибудь.