Александр Золотько - Игра втемную

Монстр кивнул и глотнул кофе:

– Отлично сказано. Как-то мы с вами давно не общались напрямую. Очень жаль. Сейчас так трудно одновременно встретить умного и порядочного человека. Почему?

– Ну, наверное, они занимаются разными делами. Порядочные – своими, а умные – своими.

– Так вы полагаете, что умный человек не может быть порядочным?

– Может, только если он действительно умный, то спрячет свою порядочность подальше. Иначе все заподозрят его либо в глупости, либо в очень большой хитрости,

– Согласен, – сказал Монстр и допил кофе. – Но особенно странно и нелепо выглядит тот, кто, прожив жизнью умного человека, вдруг в один прекрасный день вспомнит о своей совести и начнет по этому поводу суетиться,

– А вдруг это он так поступает, чтобы добиться чего-то очень важного? – спросил Виктор Николаевич.

– Именно так все поначалу и подумают. А потом все равно разберутся и на таком человеке просто будет поставлен крест.

– Вы имеете в виду кого-нибудь персонально или говорите об обобщенной модели?

– И о том, и о другом. Я, например, знал Александра Павловича очень давно. И он производил на меня впечатление очень умного человека.

– На меня тоже.

– Ну вот видите! И вдруг в самое горячее время он берет отпуск по состоянию здоровья. Разве можно такое понять? Тут возможно только одно из двух – либо Александр Павлович перестал понимать всю важность происходящего, либо он действительно серьезно заболел. В обоих этих случаях он не может выполнять свои прямые обязанности. Как вы полагаете?

– Я полагаю, что говорить о своих начальниках, даже имея гарантию того, что об этом разговоре никто не узнает, несколько непорядочно.

– Вы заговорили о порядочности. Исходя из ваших же слов, можно подумать, что у вас появились какие-то очень большие цели. Я не могу вас вывести из категории умных людей.

Виктор Николаевич улыбнулся:

– Все это очень относительно, как вы сами понимаете. И говорить о возможности для Александра Павловича продолжать руководить нашей структурой можно будет только после того, как он выйдет из своего отпуска. И говорить об этом нужно будет не со мной. Я слишком занят работой.

– А я вам мешаю, – подхватил Монстр, – понимаю, сочувствую, но прошу меня не выгонять из вашего кабинета. Нам еще многое нужно обсудить. И то, что уже произошло, и то, что еще произойдет. Может быть, в эту ночь. Не возражаете?

– Нет. Я и сам не собирался сегодня ложиться спать. А так у меня будет собеседник, с которым действительно можно будет обсудить быстро меняющуюся обстановку. Заварить еще кофе?

16 марта 1995 года, четверг, 23-00 по Киеву, район российско-украинской границы.

Роман вынырнул из темноты и бесшумно подошел к командиру:

– Охрана только во дворе. Периметр оборудован сигнализацией. Людей не много. Во дворе я видел одного. Наверное, в доме есть смена. В окнах свет – еще не спят. Олег остался на опушке. Продолжает наблюдение.

– У нас еще есть время. Все, кто нам нужен – в доме. Не забудь – твоя задача не упустить Зимнего и своего крестника. Если остальные побегут – их проблемы. Эти двое – в первую очередь.

Роман покосился в сторону добровольцев:

– А с патриотами когда?

– Это после. Разберемся с дачей – потом решим все вопросы здесь.

Роман осторожно отломил тонкую веточку и задумчиво ее покусывал. Командир не видел выражения его лица, но почувствовал, что Роман напряжен.

– Что-то не так?

– Предчувствия у меня нехорошие.

– Бояться стал? – улыбнулся командир.

– Не умею, – почти с сожалением сказал Роман. – Так, просто мысли разные в голову лезут. Не могу понять, почему это так все складно выходит – мы сегодня чистку провели, только двоих не достали. И вот теперь этих двоих привозят в одно и то же место и именно в тот день, когда мы собрались всю эту историю заканчивать. Чем это можно объяснить?

– Только тем, – сказал командир, – что на той стороне кто-то нам очень подыгрывает. Мы как инструмент. Чик – и готово.

– Ну да, чик – и выкинули инструмент. Они сейчас все больше одноразовые.

– Мы с тобой относимся к многоразовым. Мы дорого стоим. Ладно, хватит лирики. Двигай к Олегу. У нас еще есть час-полтора.

16 марта 1995 года, четверг, 23-00 по Киеву, район российско-украинской границы.

Может быть, Михаил – хороший человек, а Петров – отличный семьянин. Может быть. Может быть, они действительно хотят мне добра. Я где-то слышал, что в проклятой загранице, даже, кажется, в братской еще тогда Восточной Германии, матери старались сделать так, чтобы их дочери становились женщинами при участии одних мужчин, а замуж выходили за других. Это объясняли тем, что в процессе, извините, дефлорации девушка получает психологическую травму, которая потом может мешать ей искренне любить своего супруга-первооткрывателя. Я всегда сомневался в правдивости этих психологических изысков, но после того, что со мной сделали Михаил и Петров, я никогда не смогу к ним относиться хоть с капелькой искренности. Мало того, что вся жизнь моя нынешняя оказалась исковеркана, так еще и прошлое мое было изгажено. И друзья. Вдруг пришла мысль, что все те мои друзья, с которыми я расстался за свою жизнь, не просто так разошлись со мной. А вдруг кто-нибудь из них понял, из-за кого к нему пришли вежливые рыцари плаща и кинжала. А кто-то решил меня таким образом защитить от возможных неприятностей со стороны этих самых рыцарей. Я закладывал своих друзей и знакомых. Я ведь действительно рассказывал Юрке все о себе и своих приятелях и недругах. Теперь понятно, как Могли прижать главного редактора. Я ведь сам поведал заинтересованному другу ту историю об оружии. И Швец приобщил Главного к коллекции, пришпилив его этой информацией. А после того, как я рассказал о том, как Паше Ковальчуку давали деньги за защиту, Пашку тоже прижали. Господи, да кого же я еще подставил? За эти четырнадцать лет? Гордый, свободный и независимый человек! Который звучит так гордо!

Михаил сунул мне в руку стакан газировки. Это такая вода с пузырьками газа. Кажется, углекислого. Его добавляют в воду, чтобы придать ей резкость и забористость. Мне рассказывал знакомый, что от газировки тоже можно захмелеть. Вроде бы, газ через стенки сосудов попадает в кровь, там красные тельца его облепливают, и весь этот комок переносится в мозг, где на время и закупоривает мельчайшие кровеносные сосуды. И мозг начинает вести себя странно, не получая положенного по норме кислорода. Бедные кровеносные тельца, бедный мозг. А каково этому самому пузырьку газа, к которому все тянутся?

– И вы полагаете, что я должен быть в восторге от всего вами сказанного? – спросил я у Михаила.

– Не думаю. Я вас даже понимаю…