Анатолий Степанов - Казнь по кругу

— Опасно для жизни? — Вадим презрительно усмехнулся.

— Пока нет. Но опасно для твоих связей с Дедом, с Леней Маховым.

— Я — не пальцем деланный, Георгий.

— Да я не о том! Я о том, чтобы о тебе забыли! Смотаться есть куда?

— Группа «Сомнамбулы» в турне с собой страстно зовет, — невозмутимо ответил Вадим. — Эксперимент у них. Хотят впервые не под фанеру, а живьем петь. И чтобы я им диск сделал. Козлы.

— Когда они отбывают?

— Через три дня.

— А ты с ними договорись и завтра же махани как бы для подготовки. Кстати, куда?

— Гастроли по крупнейшим волжским городам. Нижний, Казань, Саратов, Самара, Волгоград.

— Гляди ты! Как пишут в рекламных проспектах, сказочный тур по прекраснейшей в мире реке Волге.

— Именно, — злобно подтвердил Вадим. — Они на теплоходе будут закатами и восходами любоваться, а я свое ателье на колесах по российским дорогам растрясать до негодности.

— А ты им условие поставь, чтобы и «рафик» водой переправляли. Зато жизнь-то какая. Они днем на своих электродровах репетируют, а ты на пляже под золотым солнышком лежишь и любуешься, как Волга к Астрахани катит.

— Что все-таки случилось, Георгий? — напрямик спросил Вадим.

— Случилось что-то, это точно. Но как и для чего — не знаю.

— Александр Иванович в курсе?

— Нет пока.

— Почему?

— Ты когда его в последний раз видел?

— Давно уже. В апреле, наверное.

— А его в мае в больницу клали, в предынфарктном состоянии.

— Может, вы и правы, что его не тревожите. — Вадим тихо улыбнулся, вспоминая Деда. — Он же ужас какой заводной, старый черт! — И тут же легкая подначка: — А вы почему впряглись, Георгий? Милиция одна без вас уже ни с чем и справиться не может?

— Не может, — Сырцов не обиделся. — Все началось с меня. Теперь бы я и рад выскочить, да не могу. Поезд скорость набрал.

— Понятно, — Вадим опять упал спиной на траву. Спросил, глядя в побледневшие вечерние небеса: — Больше мне ничего знать не положено?

— Главное для тебя сейчас — уберечься, а не знать.

— Я стою на берегу. Не могу поднять ногу́. Не ногу́, а но́гу! Все равно не мо́гу, — зачитал Вадим дурацкий стишок.

— К чему ты это? — подозрительно заинтересовался Сырцов.

— Я картиночку нарисовал. На этой картиночке я и Волга.

— Но почему же ногу́ не можешь поднять?

— Потому, что не мо́гу.

— Но встать-то ты можешь? Вставай, я тебя до дома довезу.

Уже в «девятке» Вадим сказал так, между прочим, впроброс:

— Ликвидация «Блек Бокса» не была неожиданной, Георгий. Руководство бюро объявило о ней своим клиентам за десять дней. Так что если вы собираетесь кое-что привязать к внезапной ликвидации, то учтите: не привязывается. В особенности к внезапной.

— Ну, ты и змей, Вадик! — восхитился Сырцов. — Держал меня за дурачка, пока не надоело. Тогда скажи мне, всезнайка: куда они людей девать собирались? Ведь штат-то у них человек пятьдесят.

— Шестьдесят два. Все уже были распределены по филиалам.

— Мерси, мой юный друг. Как говорил классик советского детектива, информация к размышлению. Ну, поплывешь по Волге с «Лунатиками»?

— С «Сомнамбулами», — поправил Вадим. — Поплыву.

…Была у Сырцова девушка Люба. Познакомились они в заварушном деле год тому назад, и уже год Сырцов прикидывал: а не жениться ли ему? Останавливало пока одно: судя по всему, Люба тоже прикидывала и пока пребывала по отношению к нему в нерешительной неопределенности. Сегодня она сдавала последний экзамен сессии в своем гуманитарном университете. После напряженной осторожности поступков и разговоров в сегодняшних делах ужасно захотелось пообщаться с милой гражданкой в забавной, раскрепощенной и полной отвязке. С Любой.

«Девятка» будто сама по себе докатила его до тихого Пречистенского переулка. Он вылез и хлопнул дверцей нарочито сильно. Гром прогремел в безлюдном поздневечернем переулке. Но ничто не распахнулось, и не вышла Инезилья на балкон. Тогда Сырцов засунул два пальца в рот и издал невыносимый, почти на ультразвуке свист. Вот тут-то Инезилья и сдалась. На третьем этаже хорошо отремонтированного дореволюционного (революция семнадцатого года) доходного дома растворились створки щедрого модернового окна, и в окне явилось курносое, в веснушках (веснушки Сырцов сейчас не видел, он знал о них), русопятое и прелестное личико Инезильи.

— Я с тобой не разговариваю, — объявила о своем решении Инезилья-Люба.

— В чем виноват? — деловито осведомился Сырцов.

— А виноват ты тем, что хочется мне кушать! — прокричала цитатой из басни Люба.

— Нет проблем. Идем в кабак.

— Болван! Цитата просто под руку попалась. А виноват ты…

— Тем, что тебе хочется кушать, — скороговоркой перебил Сырцов.

— А виноват ты потому, — с напором продолжила Люба, — что не соизволил поздравить меня с успешной сдачей сессии.

— За этим и прикатил, родная! — со слезой в голосе от несправедливых упреков воскликнул Сырцов.

— Ты бы еще через неделю прикатил бы, — назидательно заметила Люба. — Дорого яичко ко Христову дню. Поздравлять меня надо было сразу же после последнего экзамена, когда я в восторге от самой себя была.

— Ты всегда от себя в восторге. Так что я не опоздал.

— Да как ты смеешь со мной так разговаривать, невежа! — вдруг завопила Люба. На той стороне переулка в трехэтажном домике открылось мезонинное окно, и молодой, грубый голос возмутился:

— Любка, да спустишься ты к нему или нет? Хватит тут орать, ты все сдала, а у меня завтра экзамен!

— Зубри не зубри, все равно провалишься! — весело напророчила студенту Люба, но Сырцов был справедлив:

— Он абсолютно прав, Любаша.

— Любаша! — передразнила она его и решила: — Сейчас спущусь.

В чем была, в том и скатилась по лестнице: шорты, зеленая майка с рукавами, оранжевая без рукавов, сандалии на босу ногу. Сырцов осмотрел ее и оценил оранжевую маечку:

— После свидания со мной прямо на дорожно-ремонтные работы?

— Переодеваться все равно не буду, потому что в кабак не собираюсь.

— А куда ты собираешься?

— Увези меня ты в тундру, увези меня одну! — спела Люба, а голос из мезонина радостно с ней согласился:

— Увези, парень, увези! Что тебе стоит? И пусть она там заблудится.

— Неуч ты, Гриша! Заблудиться можно в лесу, а в тундре как заблудишься? Нету там ни хрена! Мох да олени.

Прерывая научную дискуссию, Сырцов предложил:

— Бутылочку с собой, закусь и по старой памяти на Воробьевы горы, а? — и только говоря это, осознал, что они будут рядом с местом, где все произошло.

— Что доктор прописал! — опять завопила Люба. Не могла она сегодня тихо говорить. Вдруг спохватилась: — Ты же за рулем?

— А мы чего-нибудь интеллигентного, почти без запаха: «Джим Бим», кентуккийское виски. Пойдет?