Анатолий Степанов - Казнь по кругу

— Когда вы с Юрием договаривались о встрече?

— Вчера. Он мне позвонил и сказал, чтобы я зашел. Мол, дело есть.

— Утром, вечером? — допытывалась дева.

— Что — утром-вечером? — тупо переспросил Сырцов.

— Звонил когда?

— Днем. На работу, — бойко ответил Сырцов.

— Проходите. Поговорить надо, — решила дева и посторонилась, впуская в апартаменты незваного гостя. На всякий случай бойко пошаркав подошвами о джутовый половичок, Сырцов проследовал за ней в столовую-гостиную. И внутри все шикарно, как говорится, от Франко Фортини.

Сырцов осторожно сел в кожаное кресло и спросил у девы, которая, повернувшись к нему спиной, бессмысленно смотрела в окно:

— Вы теперь его жена?

— Угу. Теперь, — подтвердила она, повернувшись к нему, и, подойдя, решительно устроилась в кресле напротив. — Я приехала сюда вчера в четыре. А в пять Юре позвонили, и он сказал, что у него срочные дела часа на два-три. Просил подождать его. Вот я и жду. Это не вы звонили?

— He-а. Юрок сам мне позвонил часа в два и договорился со мной на сегодня. Вот я и пришел.

— Я очень беспокоюсь, Жора. Ведь вас Жорой зовут?

— Георгием, — поправил Сырцов. — А вас?

— Ольгой. Олей. Он меня Лелей зовет, — представилась она, и Сырцов вдруг увидел ее потерянно-мечущиеся глаза. — Я очень боюсь. Георгий.

— Боитесь, а мне открыли без всякого, — укорил он.

— Я не за себя, я за него боюсь.

— Так, может, просто загулял с пацанами?

— Может, и загулял, — покорно согласилась Оля.

Не зря она боялась. И, скорее всего, не загулял Земцов с пацанами. Сырцов покряхтел, покряхтел и предположил:

— А если у родственников случилось что?

— Родственников у него — только сестра. В Магнитогорске.

— Да все в порядке будет! — отчаянно утешил Олю Сырцов.

— Он бы обязательно позвонил мне! Обязательно.

— Закрутился, завертелся, мало ли что…

— Все равно он бы позвонил.

— С чего это такая уверенная?

— Он любит меня. А я его. Я сразу поняла, что он какой-то странный, не такой, как всегда. И не сказал ничего, а всегда говорит…

Плохи дела у девушки Оли. Вернее, плохи дела трюкача Земцова, совсем плохи. Сырцов потер ладонями колени и спросил:

— Я пойду, Оля, а? А к вечеру позвоню.

— Посидите еще, Георгий. Мне с вами не так страшно.

— А чего бояться-то? — фальшиво удивился он.

— Я знала, знала, что все так кончится! — вдруг крикнула она и закачалась в кресле, как мусульманин на молитве.

— Что — все это? — осторожно поинтересовался Сырцов. Теперь она испугалась себя. Исподлобья быстро глянув на Сырцова, ответила как бы беспечно:

— А! Глупости! — встала, ожидая, когда поднимется Сырцов. Дождалась и напомнила: — Вы торопитесь, не буду вас задерживать.

Давить на нее сейчас или не давить? Сырцов недолго постоял в задумчивости и решил, что еще рановато. Не дозрела и надеется. А вечерком следует наведаться. Вздохнул и сообщил:

— Ну, я пойду. До свидания, Оля.

Влез в «девятку» и кулаками ударил по баранке. Легкомысленный козел, а не профессионал. «Чивес регал» ему, скотине, подавай! Он мог вчера успеть, он мог. И не успел.

Все. Эмоции в сторону. Они просчитали, что он, Сырцов, копает. Но для просчета необходима информация. Только два возможных канала: братенник с двойной женой и наивный дурачок Земцов. Скорее всего, оба сработали. Опять же альтернатива: кого они будут убирать? Концы или его, Сырцова? Для начала, вероятно, самое слабое звено — Земцова. Не было Сырцову жаль кинотрюкача, не за что его жалеть, сам в твердом рассудке и незамутненной памяти в вонючее дерьмо полез, не чуя запаха этого дерьма, а чуя лишь дурманящий аромат больших и легких денег. Не жалко, не жалко. И тут же Сырцов вспомнил потерянно мечущиеся глаза Оли. Вот ее действительно жалко. Жалел ее потому, что она потеряла Земцова, которого он не жалел?

Сейчас же, сейчас же о другом. Семейство Гореловых. Пока их убирать не будут, больно тугой узелок эта троица. Тем перспективнее она для него. Итак, Всеволод Всеволодович и их жена. Сырцов вдруг с огорчением понял, что не помнит, как зовут жену. В раздражении он через открытое окошко сплюнул на тротуар и изрек вслух:

— Жена есть жена!

На Кунцевских холмах он был в половине второго. Неподалеку отыскал телефон-автомат (десяток постоянно возобновляемых жетончиков всегда имел при себе) и набрал номер квартиры Гореловых.

Ленивый женский голос протяжно откликнулся на звонок:

— Да-аа. — Сырцов молчал, стараясь дышать беззвучно. Ленивый голос мигом преобразился в раздраженный: — Вас слушают!

Послушай, голубка, послушай. Голубка послушала недолго и, ничего не услышав, шмякнула трубку.

— Ну, а теперь подождем под дождем, — опять же вслух решил Сырцов, хотя и намека на возможные осадки не было. Он поставил «девятку» метрах в пятидесяти от их подъезда, сообразуясь с возможным отъездом одной из семи машин, стоявших неподалеку от дверей, и, устроившись поудобней, принялся ждать. Если по правде, то вся сыщицкая работа состоит из двух действий — ждать да догонять. Но, как гласит народная мудрость, хуже нет — ждать да догонять. Справедливости ради следует отметить, что его учитель Александр Иванович Смирнов, Дед, внес некоторые поправки в эту поговорку, считая, что еще хуже, когда догоняют.

Она вышла из подъезда в двенадцать минут третьего. Ничего себе дамочка. Только бы ее в метро не понесло. Слава богу, уселась в небольшой «фольксваген» и, особо не разогревая мотор, покатила по дороге вдоль линии метро. У станции «Филевский парк» повернула направо и через мост, уже порядком ускорившись, рванула по Ломоносовскому.

«Вести» «фольксваген» в неохватном автомобильном стаде, которое образовалось сразу же после Мосфильмовской, дело несложное. Одна лишь задача: не дать очередному светофору расцепить их. Ну, это Сырцов умел. Вот и Ленинский. Направо, налево. Что ж, поехали налево, к центру. Но явно не в центр: туда бы она по Кутузовскому отправилась.

Сразу же за озадаченным, с растопыренными руками Гагариным «фольксваген» ушел направо. Здесь ему надо быть осторожным — отделился от массы. «Фольксваген» нырнул в арку. Отпустив его метров на тридцать, «девятка» тоже проследовала во двор.

Дама заглушила мотор у пятого подъезда, а он — у третьего. Сырцов опять взъярился на себя: как же ее зовут? Безымянная дамочка, вытащив из багажника объемистую сумку (заранее, значит, положила), скрылась в дверях. Спринтерский рывок, и Сырцов оказался в междудверье тогда, когда она входила в лифт. Сдвинулись дверцы, и Сырцов засек время. Ни кода, ни особых запоров здесь не было, и он без помех проник в вестибюль. Лифт еще шел. Шестой, седьмой… На восьмом этаже лифт остановился. Кнопка погасла, и Сырцов вызвал подъемное устройство к себе, вниз. В кабине висела таблица с номерами квартир по этажам, по две на каждой площадке. Итак, восьмой. Квартиры сто тринадцатая и сто четырнадцатая.