Луиза Пенни - Большая расплата

Арман Гамаш осторожно закрыл папку с досье, прижав обложку ладонью, подсознательно желая удержать информацию внутри.

Тонкая папка, всего несколько страниц, подобно остальным таким же, сложенным стопками на дощатом полу кабинета. И всё-таки не совсем такая же.

Гамаш окинул взглядом сложенные к его ногам хрупкие жизни, ждущие решения относительно их дальнейшей судьбы.

Этим он занимался уже какое-то время — просматривал досье, принимая во внимание крохотные точки в правом верхнем углу каждого файла. Красные — отказать. Зеленые — принять.

Эти точки расставил не он. Его предшественник.

Арман опустил папку на пол и, уперев локти в колени, сплетя пальцы крупных рук, замер в своем удобном кресле. Он ощущал себя участником трансконтинентального перелёта, наблюдающим под крылом самолета бескрайние поля — одни изобилуют урожаем, другие под паром, обещают принести свой плод позже. И поля скудные, где под верхним обманчиво-плодородным слоем скрыт камень.

И которые из них какие?

Он читал, думал, пытаясь извлечь суть из минимума информации. Он размышлял об этих судьбах, обдумывал решение, принятое его предшественником.

Годами, десятками лет — пока он был во главе убойного отдела Сюртэ провинции Квебек — его работой было копать. Собирать улики. Проверять факты и задавать вопросы. Преследовать и ловить. Иметь своё суждение, но никогда не осуждать.

А теперь он был и судьей, и присяжным. За ним первое и последнее слово.

И Арман Гамаш не без удивления осознал, что в этой роли ему комфортно. Более того, он получает удовольствие. Власть, да. Он честен, чтобы признать это. Но более всего ему по душе, что теперь он не просто реагирует на настоящее — он изменяет будущее.

А у его ног сейчас лежало именно будущее.

Откинувшись на спинку кресла, Гамаш закинул ногу на ногу. Было хорошо за полночь, но он не чувствовал себя уставшим. Рядом, на столе, чашка чая и несколько шоколадных печений. Нетронутые.

Сквозь приоткрытую створку окна в кабинет проникает холодный воздух, шевеля задернутыми шторами. Если их раздвинуть и включить фонарь над крыльцом, то в его свете можно увидеть хоровод снежинок, первых в этом сезоне. Снег кружит и тихо ложится на крыши домов маленькой деревни Три Сосны.

Снег укутывает сады, тонким одеялом укрывает машины и террасы, скамейки деревенского луга. Снежинки тихо падают, находя приют в лесах и горах, по берегам реки Белла-Беллы, что течёт за домом.

Ещё только начало ноября, и даже для Квебека это слишком ранний снег. Он дразнит, он предвещает будущие снегопады. А сейчас его не хватит даже для детских игр в снежки.

Но уже совсем скоро, очень скоро его станет более чем достаточно. И серый ноябрь превратится в волшебный сверкающий мир льда и снега, коньков и лыж. Снежки, снежные крепости, снеговики и ангелы из снега, упавшего с небес.

А пока и дети, и родители спят. Спит каждый обитатель крохотной квебекской деревни, снег идет, а Арман Гамаш решает судьбы молодых мужчин и женщин, лежащие у его ног.

Сквозь распахнутую дверь кабинета ему видна гостиная дома, где они с Рейн-Мари живут.

На полу персидские ковры. По одну сторону от большого камина расположен диван, два потёртых старых кресла — по другую. Журнальный столик завален книгами и журналами. Стены расчерчены книжными полками, светильники заливают комнату приятным светом.

Уютная комната. Гамаш поднялся, потянулся, и направился туда, сопровождаемый Анри, своей овчаркой. Он поворошил кочергой поленья в камине и уселся в одно из кресел. Его работа ещё не закончена. Теперь время подумать.

Он принял решение относительно всех претендентов, кроме одного.

Впервые увидев это личное дело и ознакомившись с содержимым, Гамаш отложил папку в сторону, в стопку с отказниками. Он был согласен с красной точкой, поставленной его предшественником.

Но что-то его зацепило, и он время от времени возвращался к этому файлу. Арман читал и снова перечитывал, в попытке понять, почему именно это досье, именно эта девушка, в отличие от многих других, беспокоит его.

Гамаш и в этот раз прихватил досье с собой и теперь открыл его.

Она смотрела на него дерзко, вызывающе. Бледна. Черные волосы местами выбриты, местами торчат ёжиком. И, определенно, пирсинг в носу, бровях и щеке.

Сказано, что владеет греческим и латынью. И в то же время, она вряд ли окончила среднюю школу, а последние несколько лет провела, насколько он мог судить, ничем не занимаясь.

Она заслуживала красной точки.

Так зачем он всё время к этому возвращается? Возвращается к ней? Дело не в её внешности, он видывал и похуже.

Может, это её имя — Амелия?

Да, возможно, дело в имени. Так звали мать Гамаша, которая была названа в честь летчицы, пропавшей без вести.

Амелия.

И тем не менее, держа эту папку в руках, он не испытывал никакой теплоты. Наоборот, чувствовал смутное раздражение.

Гамаш снял очки, потёр уставшие глаза и позвал Анри на позднюю прогулку, по первому в этом сезоне снегу.

Потом они поднимутся наверх, где каждого ждёт постель.

Утром Рейн-Мари пригласила мужа позавтракать в бистро. Анри взяли с собой, и тот тихонько лежал под их столиком, пока они пили кофе с молоком и ждали бекон в кленовом сиропе и омлет с бри.

Камины по обоим концам длинной светлой залы пылали ярко и призывно, гомон разговоров витал в легкой ароматной дымке. С крыльца послышался знакомый звук — кто-то обстукивал налипший на обувь снег — этот звук обычно сопровождал появление хозяев бистро.

Снег прекратился ещё ночью, едва скрыв палую осеннюю листву. Наступило странное время года — ни осень, ни зима. Холмы, окружавшие деревню, охранявшие её от зачастую враждебного мира, сейчас сами казались враждебными. И определенно негостеприимными. Выглядели, как лес скелетов — голые, серые ветви вздымались ввысь, словно руки грешников, просящих пощады, которая им не будет дарована.

Но на деревенском лугу стояли три высокие сосны, давшие имя деревне. Трепетные, стройные и сильные. Вечнозелёные. Бессмертные. Указующие в небо. Имеющие смелость бросить вызов любой беде. И одержать верх.

А беда была рядом. Так же как и радость. Наступало время снежных ангелов.

— Вуаля! — Оливье водрузил на их столик корзинку горячих круассанов с миндалем, — Это пока вы ждёте завтрака.

С корзинки свисал ценник. И с люстры над их головами. И с кресел, в которых они сидели. В бистро Оливье всё было на продажу, включая партнера Габри, о чём Оливье не уставал всем напоминать.