Питер Джеймс - Умри сегодня

Джульетта Соломон повела автомобиль на набережную. Миновала кольцевую развязку перед Брайтонским пирсом, выехала на Кингсуэй. Напарники наблюдали за улицей и машинами вокруг, высматривали обычных подозреваемых – наркоторговцев, беглых преступников, нарушителей УДО, пьяных водителей и тех, кто за рулем разговаривает по телефону.

Вечер выдался ненастный, лил дождь. Полицейские шутливо называли его «констебль Дождь». Улицы были почти пусты. Однако обложенное тучами небо еще не потемнело.

– Люблю это время года, – сказала Джульетта. – Когда часы переводят вперед, и день вдруг становится длиннее. Весна не за горами. Настроение поднимается.

Мэтт Робинсон покосился на мельтешащие дворники, затем на безлюдные тротуары и заметил:

– Весна? Ну и воображение у тебя!

– Ха-ха.

На подъезде к отелям «Гранд» и «Метрополь» Джульетта кивнула налево – там взлетала в небо тонкая башня высотой сто шестьдесят метров. По ней медленно полз вверх большой стеклянный «бублик» – смотровая платформа, – точно вертикальная канатная дорога. Строительство башни породило в городе немало споров.

– Как она тебе в готовом виде? – спросила Джульетта. – Вначале ведь тебе башня не нравилась?

– Знаешь, а теперь нравится. Даже очень. Я недавно Стеф с мальчиками туда водил. Вид потрясающий! А тебе как?

– Я уже почти привыкла. Нижняя часть «бублика» классная, вся зеркальная – прямо летающая тарелка! Наверное, скоро и первый самоубийца оттуда спрыгнет.

– Ты настоящий циник! Или правильнее сказать – пессимист.

– Знаешь, кто такой пессимист?

– Сейчас ты меня просветишь. И кто же?

– Оптимист с опытом.

Мэтт с улыбкой покачал головой.

– Площадка закрытая, никто оттуда спрыгнуть не сможет.

– Сможет-сможет. Изнутри идет лестница – металлические перекладины. Для обслуживания башни.

Мэтт вздрогнул и признался:

– Я высоты боюсь.

– А я – нет. У меня отец был строителем, в детстве я вместе с ним карабкалась по лестницам и ползала по крышам.

– Ничего себе – он что, про технику безопасности не слышал?

– Видимо, не слышал. Когда мне было восемнадцать лет, папа упал с крыши Королевского павильона и разбился.

– Ой-ей. Сочувствую, какой ужас…

Они ехали по набережной, но ни людей, ни машин почти не было. Потом напарники остановили грузовик, у которого не горели хвостовые огни, и Робинсон под дождем побежал к кабине предупредить водителя. Вернувшись, он начал протирать очки, и тут поступил вызов первой категории. Мужчина у складов электрооборудования на Льюис-роуд, ведет себя подозрительно.

Обрадовавшись делу, Мэтт включил голубой проблесковый маячок и сирену, ввел адрес в спутниковый навигатор, а Джульетта нажала на педаль газа. Пролетели мимо двух автомобилей, свернули на Гранд-авеню, и тут пришел «отбой» – на место подоспели две другие машины, и подозреваемым уже занялись.

Соломон и Робинсон развернули автомобиль и решили ехать в центр Брайтона, патрулировать там. По дороге они коротали время, обсуждая свои любимые – и не любимые – виды происшествий. Мэтт поведал напарнице, что он терпеть не может мелкие ДТП: когда стороны орут друг на друга и толку ни от кого не добьешься. Она ответила, что ненавидит бытовые конфликты – драки в семьях. Подобные стычки полицейские не любили: часто им самим доставалось то стулом, то кулаком от кого-нибудь из драчунов.

Джульетта больше всего любила погони с включенной «мигалкой» – такого всплеска адреналина ни за какие деньги не купишь, ни на одном аттракционе не получишь. Мэтт обожал разнимать драчунов в пабах – махать кулаками в самой гуще.

Свернули на Престон-стрит, вдоль которой по обе стороны шли рестораны. В конце недели эта улица становилась настоящей «горячей точкой». На дорогу перед полицейскими вдруг выскочил смуглый мужчина в куртке-бомбере и отчаянно замахал им руками.

Джульетта остановила машину, Робинсон опустил стекло. Не успел он и слова произнести, как мужчина, крайне возбужденный, указал на стоящую за ним «Феррари».

– Смотрите! Видите дебилов на «Приусе»? Сдавали назад на своей развалюхе – и прямо в меня… А теперь говорят, что это я в них въехал!

Робинсон вопросительно посмотрел на Соломон.

– Хочешь разобраться?

– Уступаю тебе, – ответила она.

Он надел головной убор и вылез под дождь, который сейчас лил еще сильнее. Высоким ростом Мэтт Робинсон не отличался, зато мощным телосложением напоминал вышибалу из ночного клуба. К тому же в своем арсенале Мэтт имел особый свирепый взгляд, отточенный до совершенства и предназначенный для возмутителей спокойствия. Взгляд этот срабатывал великолепно.

Из маленького седана, припаркованного выше «Феррари», выбрались двое. Один высокий, в лыжной шапочке, лицо и руки покрыты татуировками. Второй низенький и противный на вид, вокруг шеи – татуировка в виде колючей проволоки. Последнего Робинсон узнал: местный проходимец, шваль, часто попадал в полицию за мелкое хулиганство и сидел в тюрьме.

– Так, – спокойно изрек Робинсон. – Кто водители машин?

Смуглый и проходимец ответили, что они.

Мэтт мог бы поклясться, что он разглядел за ветровым стеклом «Форда Мондео» ехидную улыбку напарницы, сидящей в сухом и теплом салоне.

Робинсон показал ей за спиной неприличный жест.

Понедельник, 25 апреля

Центральная диспетчерская сассекской полиции расположена в футуристическом здании красного кирпича на территории штаб-квартиры. Просторное помещение открытой планировки занимает два этажа. Здесь стоят ряды компьютерных терминалов, на каждом экране – мозаика из множества картинок: карты местности в малом масштабе, изображения с восьмисот пятидесяти полицейских видеокамер, установленных по всему графству.

Тут царит атмосфера спокойной сосредоточенности, и сторонний наблюдатель вполне может принять диспетчерскую за офис любого другого предприятия – страховой компании, интернет-магазина или финансового учреждения. В действительности же это – нервный центр всей полицейской деятельности графства; именно сюда поступают тревожные звонки, и отсюда на них отвечают.

Иви Ли посмотрела на часы на запястье и зевнула. Без двух минут восемь. До конца двенадцатичасовой смены еще четыре часа. Иви подняла взгляд на часы на стене – вдруг там стрелки уже перескочили намного вперед? Нет, они тоже показывают девятнадцать пятьдесят восемь.

До чего же скучный день – такого тихого на памяти Иви еще не бывало. Конечно, в диспетчерской – да и во всей полиции – никто не осмеливался произносить «слово на Т», как по-другому называли «тихий». Оно несло беду. Но сейчас Иви хотелось кричать его во весь голос – лишь бы оживить обстановку.