Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

«Верхняя часть круга, ограниченная дугой и ее хордой. Собственно, в фактической стороне записей Шерпа сомневаться не приходится. Нашли же мы лежачий двадцатиподъездный небоскреб».

Он перешел на другую сторону. Без сомнения, в письме речь шла именно об этом доме. Рядом с аркой-проемом стояла телефонная будка. Прямоугольным проемом, наполовину заставленным пустыми ящиками, Денисов прошел во двор.

Двор оказался огромным, проходным, выходившим сразу на несколько ближайших улиц. Центральную часть его занимали детский сад и котельная, рядом с которой возвышались сетки ограждения спортивной площадки.

Против проема виднелась доска объявлений.

Денисов подошел. «Прием на курсы гитары...» Рядом висело извещение, относившееся к осени прошлого года, о смотре-продаже кроликов, намертво прихваченное каким-то особо стойким синтетическим клеем. Извещение пытались содрать, но безуспешно — следы соскобов веером уходили в стороны.

Подъезд, из которого можно было попасть в квартиру с необычным окном, был слева, ближний к проему.

Денисов вошел в него, стал подниматься. По обеим сторонам немыслимых теперь в жилом доме огромных лестничных площадок виднелись двери коммунальных квартир — по два-три звонка на каждой двери.

Сквозь выбитое окно второго этажа задувал с воем ветер.

«А если бы солнечный зайчик, сопровождавший Шерпа в троллейбусе, — подумал Денисов, — остановился на окне другого дома? Какие у меня основания считать, что Шерп зашифровал местонахождение нужного мне лица?»

Он позвонил. Дверь долго не открывали, пришлось позвонить снова, на этот раз дважды. Послышалось неспешное старческое шарканье, тревожное:

— Это ты, Игорь? — Голос был женский.

— Игорь. — ответил Денисов. — Но другой.

— Что вы хотели?

— Мне нужно поговорить. Ваши соседи дома? — он подумал, что соседи могли оказаться более сговорчивыми.

— Салищевы?! — удивилась женщина. — Они же в больнице! Вы не знали?

— Я упустил из виду. Может, вы разрешите все же войти и хотя бы оставить записку?

— Ее выпишут не скоро, а про него совсем не знаю...

Внутренних замков было два. Один открылся легко, второй долго пробуксовывал — дверь не хотела отпираться. Наконец открылся и он.

Старая женщина с седыми букольками, маленькая, во всем голубом — как он заметил потом, под цвет глаз, — опиралась на тяжелую, с массивным набалдашником трость. Прихожая была тоже огромная, заставленная мебелью, с обеих сторон виднелись двери с врезными замками.

«Минимум три ключа в каждой семье...» — отметил Денисов.

— Игорь — это мой внук, — объяснила женщина.

Она повела Денисова в такую же большую, плотно заставленную и завешанную всем, что можно было поставить или повесить, комнату. Денисов насчитал несколько полу-комодов, прикроватных ковриков, картин в тяжелых деревянных рамах и гобеленов. По обе стороны окна висела бронза, окно было прямоугольным.

«Значит, то — необычное — в комнате у соседей...» — подумал он.

— Салищевы в больнице, — снова сказала женщина, оставаясь стоять и показывая Денисову, чтобы он сел.

— Давно? — он выбрал стул, показавшийся ему надежнее других.

— С полгода.

Он успел сориентироваться:

— Это время в их комнате мог бы пожить одинокий человек.

— Квартирант?

— Я говорю о себе. Человек я тихий, вечерами больше дома. И вам тоже спокойнее. Мне рекомендовали и вас и квартиру.

Женщина не удивилась:

— Пожалуй. Но вам надо поговорить с их дочерью. А здесь и будет загвоздка!

— Редко приезжает?

— Раз в месяц, а то и реже. Лучше бы совсем не приезжала...

— Неприятная особа?

— Не то слово! — женщина перестала опираться на палку, массивная трость, видимо, была предназначена для иных функций. — После ее приезда квартира месяц выветривается, пока снова не приедет. У нее одно на уме — пьянка, гулянка.

— Больше никто не бывает?

— Два раза племянник Салищева приезжал. Со своими ключами. Этот вел себя тихо. С книжечкой, с журнальчиком.

— Какой он из себя? — спросил Денисов. — Может, он мне и рекомендовал?

— Да нет. Он и в Москве не бывает... Девица эта ужасная! Может пустую бутылку из окна выбросить. Никто с ней не связывается. Мусоропровода у нас нет... Как-то ей крикнули с улицы, так она открыла окно, свет выключила, чтобы ее не видели, и такое понесла...

— Давно?

— Когда в последний раз приезжала. В феврале. — Она повторила: — Ей везет, потому что никто не хочет связываться. У нее компания такая!

«Может, Шерп был свидетелем пьяной оргии? — подумал Денисов. — Потому и написал: «Чем грозило нам темное окно?»

— Остается поставить лишний замок, притаиться как мышь, — женщина проводила его в коридор. — И молчать...

Он вышел во двор, заставленным ящиками проемом вернулся на шоссе. Магазины по обе стороны проема были закрыты на обед, рядом с пустой телефонной будкой пожилая женщина кормила голубей.

Денисов снова вспомнил о скоморохе, которого он подобрал в тот вечер в подъезде ремонтирующегося здания.

«Если с талисманом адвоката в общем и целом ясно, то с хрустальной ладьей не ясно ничего. Ведь она взяла ладью после того, как по телефону переговорила с Шерпом и назначила ему свидание на девятнадцать. Как и Гладилину...»

Голуби слетались с карнизов, с окрестных деревьев, прохаживались, большие и важные, среди сновавших между ними юрких, не обращавших на себя внимание воробьев.

Денисов вспоминал:

«Костя, я сейчас!» — крикнула культурнику, выскочила из кабинета Гилима, но побежала не к вестибюлю, назад, в библиотеку. «Чуть не забыла!» И появилась с гладко отполированной хрустальной конфетницей... — Денисов представил коридор с кактусами, пансионатский вестибюль, впереди круглое окно на дорогу с автобусом, в котором уже ждут сотрудники. — А если она увидела там того, кого мы ищем?

Увидела и поняла, что может случиться так, что помощи ждать будет неоткуда? И придется все решать самой...»

Он еще раньше оценил молчаливый мужественный характер библиотекарши.

«Но почему вазу? Чем мог помочь красивый, но бесполезный в данном случае кусок хрусталя против стального сердечника, покрытого тонким слоем томпака? — он чувствовал, что разгадка где-то близко. — И почему этот человек был у автобуса? Имел отношение к пансионату?»

Такая версия у него была, но он знал, что у него еще остается несколько дней — до разъезда нынешней смены отдыхающих. Тот, кто уехал бы до окончания срока путевки, сразу бы обратил на себя внимание.

Женщина, кормившая голубей, бросила последнюю пригоршню крупы, вернулась во двор. У дверей магазинов, пока еще закрытых, выстроились небольшие очереди. Пока Денисов стоял, небо еще больше затянулось серым. Но снега не было.