Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

Председатель жюри снова называет чужую фамилию. Нога Денисова дергается, как будто кто-то у него на глазах прыгает через планку.

Когда председатель в третий раз надел очки, Денисов отвернулся. Объявление о премии должно было как бы застать врасплох, следовало сделать вид, будто ослышался, и только после настойчивых выкриков: «Тебе, Денис, тебе!» — идти к столу.

Третья фамилия оказалась редкой, вокруг засмеялись.

Поднимаясь, грохотали стульями. Преподавательница рисования снова посмотрела на ржавое пятно на воротнике, на Денисова, словно что-то почувствовала. Он выбежал из зала.

Мир существовал не затем, чтобы ему, Денисову, жилось в нем как можно удобнее и звонче. Все много сложнее. И тот, кто считает, что нет для инспектора большего наслаждения, чем задержать преступника, будто речь идет об экзотическом блюде, ошибается. Денисов спал не более трех минут. За это время в вагоне-ресторане ровно ничего не изменилось. Шпак думал о своем, глядя в окно на глухой проток, который тянулся за стеной камыша. К Прудниковым пришли дети. Марина и Вохмянин разговаривали, они избегали встречаться с Денисовым глазами.

Ситуация совсем прояснилась. Инициатором встречи в Москве была Марина, Денисов мог догадаться об этом и раньше — по вещам, которые они взяли в дорогу. Вохмянин вез ракетку для лаун-тенниса, сувениры; у Марины кроме сберкнижек была еще теплая, меха золотистого болотного бобра шляпа, как у человека, который, возможно, к зиме не возвратится в Сумы.

«У них еще не было времени объясниться, — подумал Денисов. — Гостиницу Вохмянин организовал в последний день. До этого они, вероятно, бродили по Сокольникам. Отсюда эти яркие полиэтиленовые пакеты, которые после очередной выставки становятся знаками моды...»

— Астрахань!

Шалимов подкрутил динамик. Записи поездного радиопункта вошли в соприкосновение с волнами звуков, несшимися с перрона. Бабочкой, поднявшей крылья, въехала в окно слепяще-красная крыша вокзала...

Дополнительный прибывал на второй путь...

Ратц застучал в стекло...

Первая неожиданность! Старика встречали: юноша, неуловимо чем-то напоминавший бухгалтера и в то же время совсем на него непохожий, и женщина средних лет!

Сразу затем в безветрии перрона Денисов увидел Наташу Газимагомедову и бледного со шрамом войны на лице начальника линотделения. Они спешили, похоже, только прибыли из аэропорта. Начальник линотделения оглядывался, не видя следовавших с поездом сотрудников. Наташа первая заметила Денисова, подняла руку.

Дополнительный замер, подставив вагоны солнцу. В ресторане засуетились. Прыгали дети Прудниковых.

Встречающих было немного, они держались в тени. Денисов поискал других коллег и вскоре нашел. Неподалеку от Наташи стоял знакомый астраханский инспектор и дальше другой, в штатском, с короткошерстным терьером на поводке.

«Гранд!..»

Денисов узнал терьера по фотографиям. Это его искали на московском перроне Карунас и Полетика-Голей перед отправлением дополнительного.

Пес жарко дышал дрожащим высунутым языком, кружил мордочкой, ни минуты не оставаясь спокойным. Его крупные суженные кверху глаза беспрестанно двигались. Знаменитый охотник за наркотиками выглядел старше своих лет. Судя по всему, ему было не суждено стать долгожителем — такая была у него служба.

— Всем оставаться на местах, — привычно предупредил Денисов.

Капитан Сабодаш повел задержанных к выходу.

— ...Мне просто необходимо было увидеть хоть кого-то, кто имеет отношение к моему делу! Так тяжело. Особенно ночью... Даже лучше, что приехали именно вы, инспектор. Мы ведь виделись однажды. Вы вспомнили меня?

— Да.

—Я узнал вас сразу, как только вы вошли. Мое ходатайство не о приобщении документов и не о вызове свидетелей. Я прошу учесть мое чистосердечное признание и сохранить мне жизнь. Понимаете?

— Да.

— Я знаю: мое прошлое небезупречно, но меня еще нельзя считать человеком конченым! Я воспитывался в нормальной семье, учился. У меня была уже своя семья... Я ничего не собираюсь скрывать, инспектор. История моя проста, даже банальна, когда проследишь цели и направленность моих поступков в последние годы. Я теперь много думаю об этом. «Проклятая жажда золота...» О! Если бы инспектор, выслушав и поверив, имел право отпустить прочувствовавшего свою вину преступника на все четыре стороны! Как после исповеди — покаявшегося и очистившего душу признанием грешника... Кажется, никогда бы в жизни не переступил черты!

— Инспектор — не духовник. Он устанавливает истину по делу, которое направят в суд. Инспектор уголовного розыска не отпускает грехи.

Войдя в темноту, Денисов отстегнул застежку кобуры. Рукоятка пистолета мягко легла в ладонь.

Было по-осеннему промозгло и знобко, несмотря на весну. Выпавший с утра снег к вечеру превратился в лед, затем в коричневую жижу. Теперь благополучно таял под мелким дождем. Морозить не начинало. Стрелки остановившихся часов на углу замерли на начале девятого.

«Дважды в сутки они Тоже показывают точное время», — подумал Денисов.

Пока инспектор шел от шоссе, ему не встретился ни один прохожий.

«Из-за темноты или дождя?»

Близлежащие дворы были захламлены строительным мусором. Сколько Денисов помнил, какой-нибудь из домов непременно ремонтировали, жильцов переселяли.

На этот раз оставленное жильцами здание темнело у самого полотна железной дороги — с пустыми глазницами окон, поваленными телефонными будками. У крайнего подъезда стоял «Запорожец», в темноте он выглядел черным.

Денисов подошел ближе.

«86—79...» — номер был неудобен для запоминания.

В конце пятиэтажной застройки показалась платформа Коломенское — малоосвещенная, с кассой в середине, с пешеходным мостом. Между домами и платформой виднелся рефрижераторный поезд — нескончаемо длинная лента вагонов-ледников. По другую сторону платформы чернел тепловоз.

Тропинка впереди нырнула под вагон-ледник рядом с неразличимым в темноте, начертанным на фанере афоризмом: «ЧТО ВАМ ДОРОЖЕ? ЖИЗНЬ ИЛИ СЭКОНОМЛЕННЫЕ СЕКУНДЫ?»

«Сэкономленные секунды — тоже жизнь», — подумал Денисов.

Электричка запаздывала.

В 20.17 на платформе появились инкассаторы Госбанка — с одинаковыми сумками, правые руки одинаково в карманах. Они двинулись от кассы к месту остановки хвостового вагона. Денисов наблюдал за ними, стоя в тени рефрижератора, готовый в случае необходимости мгновенно прийти на помощь.

Но все было тихо.

Первым пришел электропоезд на Москву. Через пути к домам мимо Денисова и начертанного на фонаре призыва потянулись люди. Скрытая в тексте бессмыслица лишала транспарант ожидаемой силы. Денисов приглядывался к проходившим: несколько женщин, старик с палкой. За ними показались двое парней. Оба одновременно глянули на Денисова, не отворачиваясь и не убавляя шаг, прошли в нескольких сантиметрах. Пахнуло спиртным.