Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

И спокойно так похиляла на выход. Генерал обиделся, как мальчик:

— А почему не с нами?

— Мне еще с десяток похмельных оглоедов в себя приводить надо. Конец экспедиции. Сегодня улетаем и уезжаем, — объяснила уже из коридора Жанна.

Смирнов налил в один стакан сто пятьдесят граммов. Генерал, затягивал шикарную портупею, поинтересовался:

— Это кому же?

— Тебе, Петрович.

— Один — не буду, — обиделся генерал, уселся за стол и демонстративно налил себе чашку чая. Хлебнул, обжегся, обиделся еще больше.

— Мне весь день, как наскипидаренному коту, бегать надо, — объяснил свое воздержание Смирнов. — Ну да черт с тобой!

И налил себе сотку. Чокнулись, выпили и захрустели печеньем.

— Петя, твой козырь — руководитель лагерной самодеятельности Бармин Иван Фролович, — не выдержал, заговорил о деле Смирнов. — Он единственный из информированных, кто не участвовал в последнем сговоре. Он должен быть только твой, никому его на исповедь не отдавай.

— А как мне лучше этим козырем пользоваться? — не счел зазорным попросить совета у низшего по чину генерал.

— Постарайся присутствовать на допросах основных фигурантов. Они известны: Эрнест Семенович Лузавин и Роберт Евангелиевич Воронов. Отдай их только одному, важняку, допустим. А сам начальственным наблюдателем сиди и слушай все от начала до конца. Потом, по тем же вопросам, которые задавал этим двоим важняк, передопроси Ивана Фроловича. И будь уверен, сразу появятся противоречия и такие зазоры в показаниях двоих, что колоть их до задницы будет не сложнее, чем кедровые орешки щелкать.

— Втягиваешь меня в крупное дело, да, Саня? — догадался генерал.

— Угу, — пространно Смирнов ответить не мог: чай медленно пил.

— А мне это надо?

— Не знаю.

— А тебе это надо?

— Не знаю.

— Что же ты знаешь? — рассердился генерал.

— То, что знаешь и ты. То, о чем ты вчера пьяный говорил. Что ты — профессионал, что тебе нравится твое дело и ты умеешь делать его хорошо. Так делай же свое дело, Петя!

— Налей еще грамм сто, — попросил генерал.

— Думаешь, храбрее станешь? — осведомился, наливая ему, Смирнов.

— Ох, и недобрый ты, Александр, — в который раз повторил генерал, наблюдая за разливом. — А ты в связи с чем сегодня, как наскипидаренный кот, носиться будешь?

— У тебя же еще одно дело висит, Петрович. Олег Торопов. Ты лесным делом, пожалуйста, вплотную займись, а это я раскручу.

— Один раскрутишь?

— Не один. С Казаряном.

— И когда?

Смирнов помолчал, рассчитывая в уме. Рассчитал и точно сказал:

— Послезавтра вечером материалы с доказательной версией будут у тебя.

В дверь мягко, будто кошка лапкой без когтей, постучали.

— Поземкин, Петр Петрович, — предупредил Смирнов.

— А если нет?

— Пари? — Смирнов взял со стола бутылку, показал на нее — и, глядя на генерала вопросительно, спрятал ее за кресло. Генерал согласно кивнул и пригласил:

— Войдите!

— Лучше бы — «введите», — пробормотал себе под нос Смирнов.

Капитан Поземкин открыл дверь, сделал шаг, встал навытяжку и прогавкал:

— Здравия желаю, товарищ генерал! — и перейдя на стойку «вольно» поприветствовал Смирнова: — Доброе утро, Александр Иванович!

— Что надо? — грубо спросил генерал.

— От вас звонили…

— От вас — это от меня, — прервал Поземкина генерал и ткнул себя указательным пальцем в грудь. — А я — вот он, здесь. Так откуда звонили?

— Звонил дежурный краевого управления внутренних дел, — Поземкин напрягся, чтобы говорить точно и по форме. — Приказал мне срочно доложить вам, что вертолет с оперативно-следственной бригадой будет в Нахте в восемь сорок пять.

Генерал глянул на свой «Ролекс» и в недоуменном недовольстве сказал:

— А сейчас семь тридцать. Какого черта ты нас беспокоишь?

— Думал обрадовать, что скоро…

— Обрадовать ты меня можешь одним, Поземкин, — опять перебил генерал, — тем, что преступления в твоем районе раскрыты все без исключения.

— Будем стараться, товарищ генерал!

— Гриша, — неожиданно вступил в разговор Смирнов, — ты у них на жалованье был?

— У кого? — испуганно спросил Поземкин.

— А ты что — у многих жалованье получаешь? — рявкнул генерал.

— Зарплата, да и вот по случаю… — промямлил испуганный до поноса капитан.

— Не по случаю, а ежемесячно, — холодно поправил его Смирнов.

— Я премию имею в виду…

— И я имею в виду премию, Гриша. За закрытые глаза.

Генерал встал, допил чашку чая, надел фуражку и сказал после длинной паузы:

— Хватит его терзать, Александр. Он же никогда не признается, а они никогда такого нужного человечка на сдадут. Пошли, Поземкин, в твою контору.

Генерал подзадержался, а Поземкин был уже в дверях.

— Гриша, — позвал его Смирнов.

— Слушаю вас, товарищ подполковник, — Поземкин резко остановился и повернулся.

— Гриша, тебя хоть иногда совесть мучает?

— Можешь не отвечать, Поземкин, — вмешался генерал. — Это чисто риторический вопрос. Подполковник Смирнов твердо знает, что совесть тебя не мучает. Пошли.

Они ушли. Смирнов в одиночестве с удовольствием попил уже не горячего, но еще с букетом чаю, прибрался в номере и отправился по своим делам.

Двадцать лет не мучила подполковника Смирнова маята — рутинная работа рядового оперативника. Там спроси, вон там послушай, где-нибудь поговори, здесь разговори, всюду посмотри и во все подозрительное сунь нос. И все на ножках, на ножках. Старушечьи лица, невнятный лепет алкоголиков, недоуменные глаза незнающих, сжатые рты знающих, и разговоры, разговоры, разговоры. Чтобы пробиться сквозь страх, засевший в каждом.

Последней достал комсомольскую деятельницу Веронику. Успокоил улыбкой, заманил задушевностью, закрутил, раскрутил, расколол до задницы. Когда Смирнов удалился из комнаты заведующей отделом школьной работы, заведующая отделом Вероника рыдала навзрыд.

Он уселся в центре прямоугольника, у клумбы на ближней скамейке. Раскинул руки по спинке извилистого деревянного дивана, вписал туловище и ноги в эти извивы, поднял лицо к солнцу и удивился, что оно уже совсем низко висело в небе. Но все равно лучи, хоть и вечерние, приятно грели.

— Александр Иванович! — в изумлении произнес мужской голос. Смирнов открыл глаза и увидел перед собой Толю Никитского. — Обыскались вас. Жанна, Семен с ног сбились, проститься хотели.

— Сейчас прощусь, — пообещал Смирнов.

— Они уже часа два как рейсом улетели, — рассмеялся Толя.

— А ты что?

— А я с ребятами своими на камервагене.

— Опять с Жанной поссорились, — догадался Смирнов. — Да женишься ты когда-нибудь на ней?!

— Приеду в Москву, разведусь и женюсь, — твердо пообещал кинооператор. — А вы когда в Москву?