Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Да, — произнес тихий женский голос.

— Здравствуй, Света, это Роман. Владислав дома?

— Он умер, — сказала Светлана и положила трубку.

Роман выскочил в коридор. У телефонного столика в кресле сидел Смирнов, уронив трубку на колени, и тупо смотрел перед собой, ничего не видя.

— Саня, — позвал Казарян.

Не меняя позы, Смирнов бормотал:

— Сукин сын, сукин сын, сукин сын.

— Кто? — спросила подоспевшая Лида. Смирнов вскочил с кресла и зашагал по коридору туда и обратно, туда и обратно, туда и обратно. Клиент дурдома. Лида, наконец, решилась спросить о главном, даже не спросить, а догадаться: — Что-то с Фурсовым случилось?

— Умер, — одним словом ответил Казарян.

— Что значит — умер? — вдруг завелась Лидия. — От старости умер, отравился грибами, инфаркт, инсульт, с крыши упал, бандиты убили?

— Она сказала одно слово «умер», — дал объяснение неопределенности своего ответа Казарян.

К нему вдруг подскочил Смирнов, схватил за грудки и затряс, полусвязно выкрикивая:

— Этот мерзавец сидел в служебном кабинете и ждал нашего конверта до упора. Дождался, крайкомовская блядь, и только глянул — ему больше не надо — сразу же звонок первому. А тот по вертушке — драгоценному нашему Дмитрию Федоровичу. Вот и все, Рома, — Смирнов кинул Казаряна в кресло, чтобы отдышаться, увидел жену и растерянно пожаловался: — Что же это такое, Лидок? Меня, как котенка, за шкирку и носом в свое говно: запоминай, запоминай на будущее и уж чтобы и мысли такой не было — нам гадить!

— Ты все про себя, — холодно оборвала его Лидия. — Давай о деле. Что произошло?

— Они заставили его покончить с собой? — вопросом предположил Казарян.

— Скорее всего, — Смирнов вдруг ослаб, сел в кресло, которое освободил Роман, растер ладонями набрякшее вдруг лицо и повторил: — Скорее всего.

В коридор вошла и Зоя, посмотрела на них и предложила:

— Чайку, ребята?

— Водки! — заорал Смирнов.

— Водки не будет, — твердо решила Лидия.

— Это почему же? — с грубым вызовом спросил Смирнов.

— Нам предстоит визит в одно место. Не хотела вас сразу огорчать, да и гон твой, Смирнов, прерывать, но гон кончен, и некого гнать, поэтому получайте: мы с Варварой уговорили Алика лечиться. Он сейчас находится в палате для алкоголиков в институте Сербского.

— Лучше места не нашли, — перебил ее Смирнов.

— Не нашли. Это, действительно, лучшее отделение в Москве по лечению алкоголизма.

— К чему такая спешка? — выразил неудовольствие Казарян. — Я уверен, что он сам выбрался бы.

— Он и выбирался, — сказала Лидия. — Две недели не пил и две недели не спал. Как потом оказалось, полное истощение нервной системы.

— Давно он там? — поинтересовался Смирнов.

— Уже двенадцать дней. Курс витаминных уколов закончен, завтра ему вшивают эспираль и, если все будет как надо, через неделю выпишут.

— Поехали, — приказал Смирнов.

— А как же чай? — спросила Зоя.

Не поехали, пошли пешком. Институт судебной медицины имени Сербского был рядом. Полуинститут, полутюрьма. Пропуска были заказаны предусмотрительной Лидией, и они беспрепятственно миновали три кордона.

Алкоголики-арестантики уже позавтракали, комната-столовая пуста, и поэтому главврач позволил им беседовать там. Алкоголик-арестант, он же журналист-международник Александр Спиридонов, вопреки ожидаемому, не производил впечатление несчастного, потерянного существа. Похудевший, без привычной в последнее время отечности лица и вроде как бы помолодевший, был он ровно весел и приветлив.

— Здорово, оболдуи!

— Привет, алкоголик, — откликнулся Смирнов. — Выпить хочешь?

— Не-а, — ехидно ответил Алик. — Какие новости?

— Он про Олега знает, — объяснила Лидия.

Они расселись за большим столом. Ни дать, ни взять — заседание первичной партийной организации. Смирнов подергал себя за мочку уха и, не зная как начать, начал:

— Новости-то? Есть новости. Коварная смерть вырвала из рядов советской литературы еще одного писателя.

— Это кого же? Я радио регулярно слушаю, а ничего не знаю…

— И не узнаешь пока. Добровольно, насколько я понимаю, ушел из жизни Владислав Фурсов.

— Так, — сказал Алик. — Так… — сообразительный был малый. — Значит, он Олега?..

— Получается — он, — подтвердил Роман.

— Не получается, а получилось, — Саня вдруг фыркнул, как лошадь. — Получается, получилось! Очень уж мы осторожны в словах! Все просто и омерзительно: гражданин Фурсов с заранее обдуманным намерением зверски убил гражданина Торопова.

— За что? Повод, мотив, причина? — потребовал аргументированного ответа Алик.

— Нет у меня логических объяснений этому гиньолю, — честно признался Саня.

— Тогда рассказывай по порядку. Не просто факты, а как было на самом деле. Почемучку Бориса Житкова. Что ты видел. А что ты не видел, Ромка вспомнит.

Смирнов рассказывал, а Казарян иногда вспоминал. Минут в двадцать уложились и сами изумились, когда в сухом протоколе уголовного дела возникли не относящиеся как будто к делу подробности, бытовой перебрех, сцены привычных ссор и стычек, нерв объединенного существования в вынужденной изолированности съемочной группы. Изумились оттого, что многое сразу прояснилось.

— И вы, бараны, не смогли почувствовать, что все уже давно было на грани? — гневно спросил Алик.

Казаряна перекосило, как от кислого, и он двумя словами все объяснил Алику:

— Водку жрали.

— Но какой недоумок, Бог ты мой! — ненавистно удивился Алик. — Смерть Олега в ряд к тем двум поставил, не понимая, что в тех случаях просто работал профессиональный убийца, а ему в первый раз человека убивать надо! И это дешевое алиби с транспортными фокусами!

— Про авиационный фокус он в японском детективе вычитал, — вдруг осенило Казаряна, любителя подобной литературы. — «Точки и линии» называется.

— С вами, сыскарями, я тоже превращаюсь в элементарную ищейку, — сказал Алик. — О другом надо думать.

— О чем же? — насмешливо поинтересовался Смирнов. — Подскажи, публицист.

— Этот надутый провинциальный петух наверняка и в мыслях не держал, что ему придется самоликвидироваться. Он бы и на суде горячо клеймил врагов социалистического строя и героем себя ощущал. Кто же заставил его решиться на самоубийство?

— Кто? Кто? — раздраженно заметил Казарян. — Ты то очень умный, то — слишком дурачок. Будто не догадываешься. Третий человек в нашем государстве. Тесть его, Дмитрий Федорович разлюбезный, который не может себе позволить ни единого пятнышка на своей репутации.

— Бесы! Бесы! — заорал Алик.

Дверь столовой распахнулась и обеспокоенный главврач, подозрительно оглядев всю компанию, ласково спросил у Алика:

— Где бесы, Александр?