Ежи Эдигей - По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов

Когда они вбежали в гостиную, Лехнович был уже мертв. Женщины хлопотали вокруг Мариолы Бовери и Эльжбеты Войцеховской — обе находились в состоянии глубокого нервного шока.

— Как в сказке! — удовлетворенно кивнул головой полковник.

Поручик Межеевский тоже был доволен показаниями опрошенных игроков.

— Как приказано, пан полковник, — щелкнул он каблуками, — действовал деликатно, старался никого не обидеть и дело провести без лишней шумихи. Кажется, это действительно удалось. Среди лиц, имеющих отношение к Политехническому институту, смерть Лехновича вызвала, конечно, удивление, но никто не связывает это с профессором Войцеховским и уж тем более с игрой в бридж в его доме. Очень помог мне адвокат Потурицкий. Теперь осталось приложить к документам медицинское заключение о вскрытии, и можно считать дело законченным. Все тихо, гладко, без шума.

— Да, все оказались на высоте, — согласился Немирох. — И мы с тобой как работники милиции, и все девять свидетелей. Требует исправления только одна небольшая ошибка. Так, пустячок…

— Какой?

— Мне только что звонил из морга доктор Малиняк. Речь его была краткой, но ясной: «Ваш химик нашпигован таким количеством цианистого калия, что его хватило бы умертвить все поголовье свиней во всех госхозах воеводства или, если вам больше нравится, — не менее половины жителей Охоты [9] Охота — район Варшавы. , Одним словом, не поскупились». Официальное заключение Малиняк пришлет завтра утром.

— Что-о-о? — У поручика слова застряли в горле.

— Классический случай — Лехнович умерщвлен цианистым калием, который ему подсыпали в коньяк. При столь большой дозе смерть, понятно, наступила мгновенно. Что же касается свидетелей, все они лгут. И не только убийца, но буквально все как один, и мужчины и женщины.

— Как же теперь быть?

— Да, вляпались мы… Точнее, я вляпался. Вот старый болван — дал себя объегорить Потурицкому, этому крючкотвору!

— Ну, еще неизвестно, замешан ли здесь Потурицкий. Не исключено, что он действовал по неведению.

— Голову даю на отсечение, — прервал полковник, — что все присутствовавшие в тот вечер в доме Войцеховского нутром чуяли: смерть Лехновича отнюдь не простая случайность. Именно потому все их показания так тщательно выверены, изобилуют взаимными комплиментами и до небес превозносят покойного. Послушать их, так Лехнович прямо-таки агнец, эдакая ходячая добродетель, ангел с крылышками, сошедший на грешную землю, чтобы играть в бридж и спасать грешные души заблудших.

Поручик счел за благо не перечить шефу.

— Ладно, один раз я дал себя провести, но теперь хватит! С этой минуты начинаем вести следствие по делу об убийстве по всем правилам. Никому — никаких поблажек! Преступник должен быть выявлен как можно быстрее. На мне лежит основная вина за служебную халатность, потому я беру ведение следствия на себя, а вы, поручик, будете мне помогать. Эти игроки еще убедятся, что Немирох не так уж наивен, как они полагают. Над чем вы смеетесь, поручик, — взорвался вдруг полковник. — Надо мной или над собой?

— Простите, полковник, просто я рад, что буду работать под вашим непосредственным руководством. Нам, молодым офицерам, не часто выпадает такая честь.

— Смотрите, как бы не пришлось жалеть.

— Уверен — не придется.

— Ну ладно, ладно! — Немирох махнул рукой, как бы давая понять, что считает вопрос исчерпанным.

— С чего начнем?

— Соберите мне завтра всю эту честную компанию к десяти утра. Уж я с ними поговорю! Посмотрим, будут ли они по-прежнему петь друг другу дифирамбы. Думаю, у них быстро пропадет охота врать. Они у меня иначе запоют! Быть должны все, без исключения! Никаких уверток, никаких отговорок, экзаменов, семинаров и разных прочих выкрутасов. В случае чего — доставить приводом.

— Слушаюсь. — Межеевский поспешил ретироваться, опасаясь, как бы под горячую руку не досталось и ему.

Явились все. Попыток уклониться не предпринимал никто. Но самое удивительное — никто даже не спросил, что означает этот внезапный переполох через два дня после первого опроса. Явились в точно назначенное время. Некоторые даже минут на пятнадцать раньше. Сидели в приемной молча. Обменялись лишь краткими приветствиями. Эта группка людей ничем сейчас не напоминала то оживленное общество, которое собралось в субботний вечер в уютном доме профессора Войцеховского в тот так трагически закончившийся день.

Ровно в десять в приемную вошел поручик Роман Межеевский. На этот раз — в милицейской форме. Слегка поклонившись, он объявил:

— Полковник Адам Немирох, начальник отдела по расследованию особо опасных преступлений, ждет вас у себя в кабинете. Прошу следовать за мной.

По лестнице поднялись на второй этаж. Дверь, за ней небольшая комната, стол секретарши со множеством телефонных аппаратов. Вторая дверь, обитая звуконепроницаемым материалом, и, наконец, огромный кабинет. В кабинете за столом — мужчина лет под шестьдесят, седоватый, худощавое лицо, на лбу — давний шрам, серые холодные глаза, узкие, плотно сжатые губы, волевой, чуть выступающий вперед подбородок. Нос крупный, слегка вздернутый.

У стола — в ряд девять стульев. Десятый — в стороне у стены.

При виде вошедших полковник встал, легким кивком поздоровался и жестом указал места напротив себя.

Затем сухо произнес:

— Я счел необходимым пригласить вас, чтобы довести до вашего сведения некоторые важные обстоятельства, выявленные при расследовании. Первое — вскрытие тела Станислава Лехновича показало, что он умер в результате отравления цианистым калием, подмешанным ему в коньяк. Доза была столь велика, что смерть наступила мгновенно.

— Невероятно! — воскликнул Потурицкий.

— Здесь у меня на столе протокол вскрытия, подписанный медицинским экспертом. Ни о какой ошибке не может быть и речи. Будь иначе, я не стал бы вас вызывать.

Никто не произнес ни слова и даже не шелохнулся.

Поручик Межеевский, наблюдавший за присутствующими со стороны, не заметил на их лицах не только волнения, но даже простого удивления. Полковник продолжал:

— Мне вряд ли надо говорить вам, что в доме профессора Войцеховского в субботу вместе с хозяином находилось десять человек. Следовательно, кто-то из этих десяти, именно кто-то из них, подсыпал яд. Поскольку самоубийство в данном случае можно, я полагаю, исключить, число подозреваемых, таким образом, сокращается до девяти. Итак, один из вас — убийца. Я говорю «один», хотя допускаю, что, возможно, и «одна».

— Этот бокал с коньяком Лехновичу подала я, — прервала полковника Эльжбета Войцеховская. — Значит, вы хотите обвинить меня в убийстве?