Сергей Майоров - Со мной летела бомба

Наверное, я уже соображал, потому что вынул из-за пазухи пакет и протянул его Ване.

— Бери и немедленно уезжай к Насте. Жди нас там. Ты, — обратился я к водителю, — уезжай домой. Зря я тебя вообще брал.

А брал я его для того, чтобы он мог заменить кого-то из нас за рулем, случись непредвиденное. У него и машина стояла в гараже. Парня я знал давно, пять лет, и видел в нем человека честного и скрытого от окружающих. Идеальные качества для опера. Но сейчас ему со мной было не по пути.

Глядя вслед убегающему напарнику, я проговорил:

— Значит, так. В машине нас было двое. Мое состояние очень хорошо потянет на аварийное. Ты, Верховцев, вырубился и ничего не помнишь. Когда очнулся, то увидел меня с пистолетом в руке и три трупа. Все. Меньше свидетелей — меньше допросов. Меньше допросов — больше шансов доказать, что это была самооборона. Если спросят, куда ехали… Улица Академика Павлова, дом восемь, квартира один. Все.

— А если проверят?

— Пусть проверяют. Это наркоманский притон. Там столько отребья собирается каждую ночь, что не ошибешься.

Первая машина ГУВД, с цветомузыкой под сирену, подъехала через две минуты…

— Что, Загорский, опять разбой раскрывал в чужом районе?

Очки Торопова висели на кончике носа. Верный признак того, что мужик мучается от непоняток и не находит ответов на элементарные вопросы. Но Торопов был транзитной инстанцией. Меня ждали еще прокурор, «чистильщики» из ГУВД и нарколог.

— А вот скажи, Загорский, почему в тебя не стреляли, а ты стрелял? Может, ты их убил, а оружие у них из багажника вынул и около трупов раскидал? У тебя никаких личных отношений с убитыми не было?

«Разговор» производился по всем правилам искусства Управления собственной безопасности. Мой качающийся стул стоял посреди комнаты. Вокруг меня ходили, как вокруг елки, мешая сосредоточиться, шкурники. И задавали, задавали, задавали свои идиотские вопросы… Иногда, словно случайно, кто-то задевал ногой по стулу. Стул сдвигался, что должно было мне напоминать о том, что разговоры «по-хорошему» скоро закончатся. В СБ тоже существуют месячные и квартальные планы. Если нормального опера трясут за количество раскрытых преступлений и число задержанных преступников, то опера из СБ трясут за то же, но внутри УВД. И для них не так уж важно, насколько ты прав или насколько ты виноват. Им ведь тоже хочется звание получить, премию да должность. Как у нас. Тогда почему меня тошнит от одного их вида?

Процедуру я знаю. Меня «колоть» — лоб разбивать. Какой они уже раз со мной разговаривают? Кажется, в третий. Пора бы уже поумнеть да после второго раза чаю предложить. Знают, что «умоются», но все равно стараются!

Я промолчал три часа, разглядывая прямо перед собой до боли знакомый цветок гортензии. С момента моего первого появления здесь ее так никто и не полил. А прошло уже полтора года. Ребята заняты более интеллектуальным трудом. Они разоблачают полицейских-оборотней. Оборотень — это я.

Плюнув напоследок на порог их кабинета, чем вызвал бессильный гнев охотников за оборотнями, я направился в отдел.

На крыльце меня уже ждал Верховцев. Прикуривая, я увидел в сотне метров от прокуратуры знакомый «Лексус»…

— Извини, что с машиной так вышло, — произнес я пересохшими губами и закашлялся.

Тот махнул рукой и горячо заговорил:

— Да хрен с ней, с этой «девяткой»! Другую возьму. Главное, все живы и здоровы. Так что продолжаем выполнять твой долбаный план.

— А это что за тачка? — я кивнул в сторону старенькой «Тойоты».

— Тестя.

Поворачивая к себе зеркало заднего вида так, чтобы видеть двигающийся за нами «Лексус», я спросил Верховцева:

— Дима, Ваня когда подъехал?

И тут Верховцев ответил невпопад так, что у меня, словно в самолете, заложило уши. Сначала до меня не дошел весь смысл сказанного, и я продолжал молча смотреть в зеркало. Ответ Верховцева был настолько несуразен и нелогичен, что некоторое время мне пришлось потратить на восстановление смысла. Когда же наконец до меня дошло, я почувствовал холод на сердце.

— Ты завалил сына Юнга, — сказал мне Верховцев.

Верховцев, этот невозмутимый Верховцев, наклонился к зажигалке и лишь после этого объяснил:

— Один из этих троих наркоманов был сыном Юнга.

Мертвый взгляд азиатских глаз… Я помню его.

Прекрасно. Просто замечательно. Из всех корейцев Черногорска мне посчастливилось подстрелить сына того, кто после смерти Тена стал лидером этнической бандитской группировки. Что такое месть людей с Востока, мне объяснять не нужно. Я обрел пожизненного кровника. Теперь Юнг не успокоится до тех пор, пока не разрежет мне горло и не вытянет через рану язык.

— Тормози.

Верховцев послушно подъехал к ограждению. Я вышел и направился к «Лексусу».

— Что, Иван, загрустил? Все еще только начинается!

Разрывая пакет, я с улыбкой смотрел на мальчишку. Глаза, как у кролика, красные, взъерошен, как воробей. Какие еще аналогии с животным миром провести, чтобы описать вид друга? Нашел. Спокоен, как удав. Сколько мужества у этого молодого человека? Кажется, я таким не был. Я сравниваю его с представителями его поколения и не нахожу ничего общего. Полное отсутствие материального начала в интересах, спокоен, уважителен к старшим, и, самое главное, этот парень, может, даже не подозревая этого, занимается самым настоящим мужским делом. И делает это так, словно мы с ним вместе со школьной скамьи. Я не могу поверить, что познакомился с ним всего десять дней назад…

На моих коленях лежал ворох ксерокопий паспортов технических средств. Я почувствовал, как на моем лице расползается ядовитая улыбка.

Черт! Это же информационный кладезь бандитской корейской группировки!!! Справки-счета проданных машин, ксерокопии подлинных документов автомобилей и приколотые к каждой из них копии новых документов. У меня в руках список из двухсот сорока четырех автомобилей, привезенных из Германии и Польши! Это те самые «документы», что требовал в письме положить себе на стол господин Табанцев! Те самые, которыми Ольга Коренева шантажировала Тена!

— Сергей, здесь работы для Интерпола лет на пять… — почти шепотом произнес Ваня.

— Или на шесть, — подтвердил я. — Не зря, Вано, мы с тобой в банке парились!

Я не собираюсь сломя голову бежать раскрывать эти преступления. Мне нужно раскрыть только одно. Убийство на моей территории гражданина Тена.

На снятие копий с документов ушло три часа и больше тысячи рублей. Размеры субсидий моего юного друга не знали границ. У меня начинало складываться мнение, что это он вырастил своего богатого папу для того, чтобы использовать заработанные им не совсем честным путем деньги для оперативной работы. Однако уважение к нему я начал испытывать все больше и больше. Дело, разумеется, не в деньгах. Дело в отношении. К делу. Подлинники документов я велел Ивану отвезти в банк и положить теперь уже в «нашу» ячейку. Копии свободно разместились во внутреннем кармане моей куртки.