Андрей Кивинов - Попутчики

– Это Петров, привет, Толик.

– Ага, лёгок на помине.

– Слушай, совсем забыл, я мужика велел снять дежурке. У меня информация есть, что он счётчики электрические по ночам свинчивает с подъездов. Ты побеседуй с ним, можешь не колоть, я вечером приду, займусь.

– Ну, спасибо, родной. Ещё раз так забудешь, будешь вместо меня в выходной дежурить.

Дукалис повесил трубку, поправил галстук и вернулся в дежурную часть. Зайдя в камеру, он взял у задержанного и начал читать вслух: "Я чистосердечно раскаиваюсь, что на той неделе я ударил свою сожительницу Надю Смирнову, отчего она упала и умерла. Тело я спрятал в пруду за домом. Я не хотел, она напала на меня первая. Я боялся идти в милицию, долго думал, но наконец сам пришёл и написал это заявление.

Прошу смягчить мою участь".

Дукалис почесал затылок, потом равнодушно посмотрел на мужика и произнёс:

– Ну, это мы и без тебя знаем. Ты почему про счётчики не написал, а?

Тебе курс восстановления памяти повторить?

– Какие счётчики? Не понимаю… – запинаясь, забормотал мужик.

– Которые ты в парадных скручивал. Электрические.

– Да вы что? Ничего я не скручивал, клянусь. Вот Надю ударил – было, а про счётчики ничего не знаю.

– Ладно, разберёмся, сиди и вспоминай.

Дукалис захлопнул дверь камеры и ещё раз прочитал писанину. «Да, видно, шапочка – действительно хорошая штука, надо будет рискнуть на себе попробовать».

«Следователь прокуратуры Прохоров достал пистолет и прижался к дереву». Кивинов на секунду задумался, отложил книгу и взял список работников «Темпа», стоящих в очереди на машины. Фамилии, адреса. Ну, и что с ними делать? Вызывать и спрашивать: «Простите, это не вы случайно пришили Суворова, а то что-то его долго нет?» Да их всех только на судимость проверять – полгода уйдёт. А с Виктором Николаевичем что делать? В лес, что ли, отвезти, повесить на берёзу и пытать, пока не вспомнит?

Заглянул Петров.

– Андрюха, труп у нас, возможно, криминал, не поможешь?

– Сейчас иду. Далеко?

– На Стачек.

– Иди к машине, я к Соловцу зайду, может, он захочет съездить.

Возле подъезда дома-хрущёвки шумели люди. Опера прошли внутрь.

– Господи, что же творится? Где ж управу-то найти? За детей страшно.

Кивинов подошёл к дворнику, нашедшему труп, и коротко спросил:

– Где?

Тот молча указал на подвал.

– Свет там есть?

– Есть.

Петров с Кивиновым приподняли дверь-крышку и спрыгнули вниз.

Соловец остался беседовать с дворником. Лампочка на 15 ватт тускло освещала подвал.

– Лужи какие-то, и откуда только, подвал-то ведь сухой?

– Бля! Это кровь! Осторожнее, не вляпайся. Где он там?

– Вон, в углу под коробками.

Кивинов осторожно начал снимать пустые картонные коробки с тела.

– Свежак, минут сорок назад примочили, кровь даже не запеклась.

– Аккуратнее, не перепачкайся.

Запах подвальной плесени и свежей крови густо смешались в этом тесном и душном подвале. Постепенно становилось нечем дышать.

– Миша, выбей окошко, задохнёмся. Петров вышиб подвальное оконце.

– Кошмар!

Кивинов снял последнюю коробку и застыл как вкопанный.

На полу в луже крови лежало какое-то месиво, когда-то бывшее человеком. От головы осталось одно сплошное бурое пятно.

– Кто ж его так? Невероятно! Хорошо хоть сразу нашли, через неделю бы уже гнить начал.

У Кивинова зачесались ноги. Подвальные блохи. В подвал заглянул Соловец.

– Ну что там?

– Мокруха, Георгич.

– Давайте сюда, здесь кое-что есть. Петров с Кивиновым второго приглашения ждать не стали – блохи начинали подниматься выше.

– Смотрите, – сказал им Соловец, когда опера вылезли. От подвала тянулся след из кровяных капель, вверх по лестнице и на второй этаж.

Стены подъезда тоже были все в кровавых мазках.

– Пошли!

След обрывался у обшарпанной двери. Соловец нажал звонок.

Тишина. Он приложил ухо к двери и прислушался. Затем стукнул кулаком в дверь.

– Ломай!

Петров отошёл на пару шагов и, прыгнув, ударил ногой в замок.

Картонная дверь вылетела с первого удара.

Кивинов заскочил в квартиру. Петров с Соловцом следом. Кровь была повсюду – на полу, на обоях, на мебели.

– Сюда!

Кивинов опустил руку с пистолетом. В одной из комнат на тахте спокойно похрапывал мужик. В этой комнате, говоря языком протокольным, первоначальная обстановка нарушена не была. Соловец ткнул мужика.

– Вставай, вредно днём спать.

Мужик шевельнулся и приоткрыл глаза. Затем сел на тахте и почесал грудь. Наличие в квартире посторонних людей абсолютно его не удивило.

– Чего надо?

Мужику было лет тридцать, трёхдневная щетина и опухшие красные глаза говорили о том, что он сейчас в крутом запое. Под ногами перекатывались пустые флаконы жидкости для обезжиривания.

Петров не стал объяснять мужику, что именно им надо. Он схватил его за майку, вытащил в коридор и, ткнув его носом в кровь, спросил:

– Что это?

Тот посмотрел немного на кровавые следы и сел на табуретку.

– Дай закурить.

– Я тебя спрашиваю – что это?

– Да не знаю я. Уснул – всё в порядке было. Вы чего, менты, что ли?

Соловец шарнул ладонью по затылку мужика.

– Не проспался ещё, да? Я тебя сейчас быстренько разбужу. Кто это сделал, кто?

– Да пошёл ты, не помню я ничего.

– Миша, давай орла этого в УАЗик, поехали в отдел. Нам тут больше делать нечего. Сейчас прокуратура приедет. Они труп оформят, а участковые обход сделают. Впрочем, ладно, ты дождись их здесь, а мы поехали. Смотри, чтобы в подвал никто не лазал.

В отделении мужик протрезвел. Кивинов налил ему пива, и тот немного поправил здоровье.

– Давай, Коля. В поганую ты историю влип. У тебя в квартире убийство произошло, а кроме тебя там никого. Понимаешь, чем пахнет?

– Да вы что, мужики? Не убивал я никого. Правда, когда уснул, всё в порядке было, клянусь. Я же работяга, зачем мне кого-то убивать?

– Где работаешь?

– На Кировском, Только сейчас в отпуске бессрочном, четвёртый месяц уже. Работы нет, платят пособие по четыре штуки в месяц. Жену в деревню отправил, к матери.

– А пьёшь на что?

Николай замялся.

– Квартиру сдаю иногда.

– Вот видишь, Коля, ты работяга, не судимый, и век бы в милицию не попал, да вот сейчас влип круто. Прокуратура тебя точно закроет. А в тридцать пять лет в первый раз на ки-чу попасть тяжело будет. Тебе это надо? Ты себе помочь не хочешь, а мы тебе что должны? Да тебя подставили под статью с чистой совестью, а ты кого-то выгораживаешь.

Слышь? Тогда так и скажи. Мы тебя пока не просим на протоколе расписываться. Вместе потом решим, что записать. Я тоже думаю, не твоих рук это дело, ты здесь крайний, пойми.

Коля тёр лоб.