Рудольф Ложнов - Побег. Записки следователя

Пока Глухова копировала фотографии беглецов, я развёл проявитель и закрепитель. После этого она проявила плёнку и, закрепив её, повесила сушить. Как только плёнка высохла, мы стали печатать на фотобумагу фотографии. За полчаса сделали штук тридцать фотографий. Повесили сушить. Как только они высохли, забрал их и пошёл раздавать сотрудникам.

Кулиничева привезли около семи часов вечера. Я попросил дежурного по отделу доставить его ко мне в кабинет, после того, как покормят. Сам в это время сбегал в магазин. Купил несколько пачек сигарет, пачку чая. Сигареты и чай были нужны для того, чтобы угостить Кулиничева. Сластить! Я знал, что сожительница отказалась от него, и потому, некому было передавать ему передачки. Ну и, конечно же, чтобы с ним легче было вести разговор. Вызвать его на откровенность.

– Добрый вечер, Кулиничев! – сказал я, когда дежурный завёл его ко мне в кабинет. – Садись! Успел поужинать?

– Успел, – недовольно буркнул Кулиничев, пристально изучая в меня.

– Давненько мы с тобой не виделись. Как ты себя чувствуешь? Не обижают?

Кулиничев оставил мои вопросы без ответа, вдруг неожиданно спросил:

– Почему такая спешка, что даже меня оставили без обеда в следственном изоляторе? Давай, быстрей, некогда! Как будто пожар случился! – с первых же минут стал выказывать недовольство Кулиничев.

– Не очень-то хорошее начало, – отметил я мысленно, – ребята тоже хороши, не могли минут тридцать подождать!

– Илья Петрович, ты прости их, пожалуйста. Ребята молодые, им сказали доставить, вот и перестарались. Молодость! Неопытность! Можешь закурить, – и я протянул ему пачку сигарет.

Вид табака всё же подействовал на него. Недовольный, напряжённый вид как будто растворился. Он взял пачку, повертел в руке и, не спеша, раскрыл её. Также, не спеша, достал сигарету. Понюхал и тогда только положил в рот. Я протянул ему спички. Закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым изо рта, неожиданно заговорил:

– А вы, Рудольф Васильевич, заметно похудели. Щёки осунулись, глаза усталые. Видимо, преступники не дают спокойно жить. Расшатывают ваши нервы и здоровье. Тут ещё мои подельники, небось, хорошо потрепали ваши нервишки? Сбежали же ведь, и покой ваш, как мне видится, нарушили основательно, не так ли? Сообразительными оказались ребята! Лукавые искорки блеснули в его глазах.

– О, боже, он уже знает! Как быстро же работает у них беспроводный телеграф! – мысленно удивился я. Да-а, в сложную ситуацию попал я. Теперь, вряд ли легко будет с ним договориться? Если вообще, договорюсь?

– Илья Петрович, скажи, откуда у тебя такие сведения?

Кулиничев с нескрываемой иронией и, как бы невзначай, произнёс:

– Земля слухом полна.

– Подобное изречение я знаю давно. Не раз приходилось слышать. Это даже хорошо, что ты ответил на мой вопрос подобным образом. Иначе мне пришлось бы изворачиваться перед тобой, обманывать, придумывать небылицы.

– Рудольф Васильевич, скажите мне прямо, без выкрутасов, зачем я вам понадобился? Как я помню, с уголовным делом своим я давно ознакомился. Вопросов и жалоб не имел и не имею. Что ещё от меня нужно? Говорите прямо и честно!

– Хорошо. Скажу прямо и честно. Лучше честный, добрый, душевный разговор, чем лицемерие. Ты мне нужен для делового разговора. То, что я сейчас расскажу и попрошу помощи, окажешь ее или нет, это дело твоё. Это дело твоей совести и чести.

– Я готов выслушать вас!

Прежде, чем начать разговор, я внимательно посмотрел на Кулиничева. В глазах его я заметил любопытство, но и насторожённость. Эта насторожённость неожиданно заставила меня изменить своё первоначальное решение. Решил не говорить прямо.

– Перед тем, как ваше дело направить в суд, я тщательно проверил его и обнаружил недоработки. Эти недоработки могут отрицательно повлиять на ход судебного разбирательства, и дело могут вернуть дорасследование. Это длительный процесс. Ты и так долго находишься в следственном изоляторе и ещё столько же будешь находиться. А то и дольше. Я думаю, это тебе ни к чему. Не так ли, Илья Петрович?

– Мне и вправду надоело сидеть в следственном изоляторе. Лучше быть в зоне. Там хоть чем-то буду заниматься.

– По этой причине, независимо от моего желания или хотения, эти недоработки необходимо устранить, чтобы не вернули ваше дело на доследование. Первое, что надо сделать, это допросить женщину, к которой вы приезжали. В деле нет её данных, и поэтому я не смог её допросить во время расследования. Это моя оплошность. Второе, в ходе расследования, ты, Илья Петрович, в своих показаниях вначале показал, что приезжал в наш город просто к знакомой женщине. Впоследствии ты отказался от этих показаний. Допрошенный Корнуков показал, что вы все приезжали к твоей знакомой. Это противоречие тоже нужно устранить. Ты понял, о чём идёт речь, Илья Петрович?

– Да.

– Ну, если понятно, то, может, подскажешь адрес этой женщины и как её звать?

Кулиничев, вытаращив на меня глаза, быстро проговорил:

– Рудольф Васильевич, вы можете не поверить, но я и вправду не знаю её адреса. Я говорю правду. Да, были мы у неё. Это тоже правда. Звать её Люба. Если она вам нужна, я могу показать, где она живёт. Дорогу, как мне кажется, могу найти. Хотя полной уверенности в этом у меня нет.

– Ну что ж, на том спасибо! Илья Петрович, если мы сейчас поедем, ночью сможешь ориентироваться?

Илья Петрович ответил не сразу. Он, по-видимому, прикидывал в уме.

– Постараюсь.

Операцию по задержанию беглецов решили провести в дневное время, чтобы они не могли ускользнуть. Под видом проверки дымохода в доме, где проживала Люба, послали трёх оперативников, переодетых в рабочую одежду. Мы, начальник угро Пазин, Иванченко и я, остались во дворе. На задержания беглецов ушло не более десяти минут. Когда оперативники зашли в дом, беглецы Джангиров и Исмаилов спали. По обстановке вокруг можно было предположить, что здесь недавно была большая попойка. На столе остатки закуски, пустые стаканы. На полу четыре пустые бутылки из-под водки. Хозяйки дома не было.

День кончился, то есть не только день, а и ночь уже была на исходе, когда я закончил свою работу. На востоке вовсю алел восход, и край огненного диска солнца выглядывал из-за горизонта. Я шёл домой довольный, в приподнятом настроении, и неожиданно в голове всплыли поэтические строки из стихотворения, где-то прочитанного мной;

Г. Красный Сулин. Р. Ложнов.

Я родился в 1940 году. Сколько мне ещё лет отмерено на этой земле один Всевышний знает. Следуя примеру Николая Островского, кумира советской эпохи, я тоже решил оставить след на земле, пока жив, и жива память моя.