Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием

Она бросила окурок и направилась к нему. Те же своеобразные шмотки, и старомодные, и стильные, и та же только ему присущая манера их носить. Слишком затянутый пояс плаща делал его талию осиной и в то же время придавал ему вид гестаповца. Как мог он надеяться соблазнить такую красотку, как она? Да и хотел ли он действительно ее соблазнить?

Когда до него оставалось всего несколько метров, она вновь представила, как он роется в ее сумочке или идет решительным шагом по кладбищу. Щелчок – и она вспомнила о мумиях в склепе, загадочном Томасе Санцио, покупавшем ингредиенты для бальзамирования, о неясной личности самого психиатра. Она помахала ему, подумав: Кто ты, сукин сын?

– Добрый вечер. – (Ни поцелуя, ни рукопожатия.) – Очень мило, что вы пришли.

– Очень мило, что вы меня пригласили.

– Вы сами предложили это место: хотите сходить на выставку? Она закрывается только через час.

– Я уже была, спасибо. Можем немного прогуляться. Потом поужинаем.

– Как пожелаете, – уступил он и развел руками, не вынимая их из карманов, что придало полноты его фигуре.

Гаэль в очередной раз испытала странное чувство оттого, что видела его вот так, во плоти и в верхней одежде, – его, кто более года оставался только голосом и половинкой туловища. Перемена не пошла ему на пользу: он казался неприспособленным к современной жизни, неуместным в парижской суете.

Чтобы скрыть замешательство, она снова закурила, и они направились к фонтану Стравинского. Кац оглядывался по сторонам. Она как-то себя выдала? Он почуял ловушку?

– Вы связались с моим коллегой? – спросил он неуверенным голосом.

– Вас это больше не касается, господин психиатр.

– Вы правы.

– Я ему еще не звонила. Я должна привыкнуть к мысли о смене уха.

– Но… как вы себя чувствуете?

– Думаю, несколько недель еще продержусь.

– Отлично.

Тон противоречил его утверждению. Куда подевалась его собственная паранойя? Она была убеждена, что психиатры, как и дилеры, любили держать своих клиентов на крючке.

– Как поживает ваша семья? – ломанулась она очертя голову.

– Моя семья? – удивленно повторил он. – Э-э… очень хорошо.

Механические скульптуры фонтана выделялись в темноте своей яркой расцветкой и лоснящимися рельефами. К сожалению, бассейн был пуст, и автоматы стояли на сухом дне.

– Я не помню, – настойчиво продолжала Гаэль, – ваша жена работает?

– Да… То есть нет… – пробормотал он, избегая ее взгляда. – Она по образованию психолог. Время от времени она принимает участие в семинарах.

– Сколько времени вы женаты?

– Я уже давно бросил подсчитывать. Лет двадцать, думаю…

Она чуть было не бросила: «Зачем врешь, сволочь ты этакая?», но довольствовалась тем, что спросила – насмешливо, с долей провокации:

– И она позволяет вам отправляться вечером на свидание с молодой женщиной?

– Я вам уже говорил, у нас не те отношения.

– А какие у вас отношения?

Кац взмахнул руками, будто защищаясь, – его бесполое лицо, выделяясь на фоне модернистских скульптур и готических окон церкви Святого Медерика, представляло собой поистине странное зрелище.

– Прошу вас, – запротестовал он, смеясь, – я не думал, что попаду на допрос!

Вместо того чтобы сменить тон на более мягкий, Гаэль выпустила новый залп:

– Вы помните, с чего начались наши сеансы?

– Э-э… думаю, с того, что вы со мной связались.

– Я не помню.

– Правда? Возможно, это проявление некоторой заторможенности…

– Пожалуйста, не сейчас…

Он опять засмеялся, все более раздраженный, и ускорил шаг.

– Может, мы встретились на какой-то вечеринке, – не отступала она, – когда я была под кайфом или пьяна, а?

– Не думаю, что мы бываем на одних и тех же вечеринках.

– А на каких вечеринках бываете вы?

Гаэль задала вопрос настолько агрессивно, что Кац резко остановился:

– Вы уверены, что хотите видеть меня сегодня вечером?

– Простите, – ответила она спокойнее.

Новая сигарета. Дым, который она выдохнула, внезапно показался ей очень белым. Ослабь давление .

Она сменила курс и заговорила тоном, который считала непринужденным:

– Вы следили за делом Человека-гвоздя?

– Почему вы спрашиваете? – еще больше напрягся он.

– Вы же знаете, до какой степени я была замешана в ту историю.

– Ну и что?

– Мне бы хотелось узнать ваше мнение как психиатра об убийце.

– Прежде всего, о каком Человеке-гвозде вы говорите? О том, что из семидесятых? Или о том, который терроризировал Париж два месяца назад?

По крайней мере, он не изображал полное неведение. Внезапно Гаэль все стало ясно. Кац заинтересовался ею именно из-за ее близости к обоим делам. В конце концов, она была дочерью копа, который арестовал первого убийцу, и сестрой того, который вычислил второго. Но убила-то его я , повторяла она про себя, словно желая проникнуться уверенностью, что в случае необходимости сумеет за себя постоять.

Психиатр снова зашагал, но такой неверной походкой, что казалось, будто он хромает.

– Не знаю, что вам сказать. Я немало прочитал в прессе и…

– И?..

Он промолчал. Она перехватила его взгляд и на этот раз уверилась: он заметил Одри. Она тоже обернулась и едва не закричала: сыщицу с ее бомжовым видом только что остановили патрульные в форме. Сейчас она покажет свой значок и засветит всех окончательно.

– Вы ошиблись, – пролепетал Кац.

– Эрик, – взмолилась она, – я…

Он свернул к улице Ренар. Гаэль на мгновение заколебалась. Одри бросилась к ней, ее люди следом. В общей неразберихе полицейские в форме присоединились к ним.

Не раздумывая, Гаэль двинулась за психиатром. В это мгновение он оглянулся и побежал. Гаэль тоже.

Добравшись до улицы Ренар, Кац замешкался – прохожие с любопытством наблюдали за долговязой фигурой, казалось бегущей от собственной тени, – потом метнулся через улицу прямо посреди движения, прибавив скорость. Машины тормозили, клаксоны надрывались, скутер едва на него не наехал.

Мгновение спустя он был на противоположном тротуаре и рысцой побежал в сторону улицы Риволи. Гаэль, которая тоже приостановилась, пропуская машины, рванула вперед (к счастью, она надела туфли без каблука), вызвав новый шквал гудков. Она оказалась перед бассейном Святого Медерика, потом проскочила вдоль перил спуска, ведущего к подземной части Центрального рынка, а полицейская машина с врубленной до отказа сиреной двигалась ей навстречу.

Полицейский фургон окончательно вогнал Каца в панику. Он развернулся и кинулся в туннель, откуда на полной скорости выезжали машины. В момент, когда Гаэль в свою очередь огибала перила, визг тормозов – или человеческий крик? – вылетел из бетонной глотки.