Кейт Мортон - Дом у озера

– Как насчет Клемми?

Дебора покачала головой.

– Клемми всегда было трудно понять. Мы больше не возвращались к этой теме. Я пыталась пару раз, но она посмотрела на меня так, будто я несу какую-то чушь. Вся в небе, вся в полетах… Иногда казалось, что она поднялась над обычными человеческими дрязгами, в которых запутались все остальные.

А если нет? Неожиданно отчуждение между Клемми и мамой предстало в другом свете. Элис всегда считала его очередным проявлением бунтарского духа Клемми и даже не предполагала, что́ за ним прячется на самом деле.

Элис чуть было не спросила: «А как насчет меня?»

– И все-таки я поражена, что ты не сказала об этом раньше. Не о мамином романе, а обо всем: об отце, о его психической травме, о Тео.

У Деборы задрожали губы.

– Мы все любили папу, но ты, Элис, его боготворила. Я не хотела тебя разочаровывать. – Она попыталась засмеяться, однако смех прозвучал неестественно. – Господи, можно подумать, я действовала из благородных побуждений. Ничего подобного. – Она тяжело вздохнула. – Элис, я ничего тебе не сказала потому, что ты обвинила бы меня. Решила бы, что именно из-за меня папа пришел в ярость. И ты была бы права. Я бы этого не вынесла.

Дебора заплакала от горя и чувства собственной вины и призналась, что порой спрашивала себя, не потому ли она не беременеет, что это наказание за ее проступок? Элис успокоила сестру. Во-первых, мироздание не действует так прямолинейно, а во-вторых, Дебору вполне можно понять. Она очень любила отца и рассердилась на маму. Откуда ей было знать, во что это выльется?

В этой головоломке так много кусочков, и у всех разные. Только Элеонор знала правду, но она уже ничего не скажет. Сэди Спэрроу не могла понять, как у Элеонор хватило сил простить мужа за то, что он сделал. Пока Сэди разговаривала с Элис, между ними висел невысказанный вопрос: «Неужели она не любила своего ребенка?» Мама обожала Тео, никто из тех, кто ее знал, в этом бы не усомнился. Она горевала всю свою жизнь, каждый год ездила в Лоэннет, однако ни разу не сорвалась на отца. «Любовь не мыслит зла», – сказала Элеонор Деборе перед свадьбой, и в мамином случае это правда. Была еще одна причина, почему мама поддерживала отца. Наверное, винила во всем себя, считала это наказанием за то, что дала отцу обещание – и не сдержала.

Элис снова посмотрела на фотографию. Интересно, как долго длился мамин роман с Беном? Было ли это коротким увлечением или они любили друг друга? Вначале, когда Дебора только сказала об их отношениях, Элис пришла в замешательство. Ее мысли сразу вернулись к тому дню, когда Бен ее отверг. Она спросила, есть ли у него другая, и по промелькнувшей на его лице нежности поняла, что да. Вот только кто она, Элис тогда не знала.

Она представляла, как Бен со своей пассией смеются за ее спиной, и чувствовала себя неимоверно глупой. Сейчас сильные в прошлом эмоции поблекли. Элис было пятнадцать, когда она встретила Бена. Развитая не по годам, но наивная, она влюбилась в первого взрослого мужчину, который проявил к ней интерес, ошибочно приняв доброжелательность за ответное чувство. Теперь понятно, почему мама тревожилась, почему настойчиво предостерегала Элис от увлечения «неподходящими» молодыми людьми.

Элис не испытывала ревности из-за того, что Бен предпочел маму. Разве можно завидовать женщине, которая столько вынесла? Которая тогда была намного моложе, чем Элис сейчас, и уже почти шестьдесят лет покоится в могиле? Это все равно что ревновать к собственному ребенку или к персонажу давно прочитанной книги. Нет, Элис не ревновала, ей было грустно. Она не ностальгировала, в ее чувстве не было ничего необъяснимого. Она грустила потому, что мать несла свое бремя в одиночку. Рассматривая мамино лицо, Элис вдруг подумала, что знает, почему мама выбрала Бена. Он был обаятельным, добрым, заботливым, и его не связывали узы ответственности.

Отец сидел позади всех на краю одеяла. За ним виднелась каменная стена, и Элис пришло в голову, что папа всегда казался ей крепким и непоколебимым, как эти древние стены, пересекавшие поля Лоэннета. Дебора сказала, что Элис его боготворила. Конечно, она любила его больше всех и хотела, чтобы папа так же любил ее. Они все любили отца и боролись за его внимание.

Сейчас Элис вглядывалась в родное лицо, пыталась разглядеть за любимыми чертами отцовскую тайну. Она знала о боевых психических травмах – совсем немного, так, общеизвестные сведения: тремор, кошмары, боязнь громких и резких звуков. Дебора сказала, что у папы были другие симптомы. Он не мог сосредоточиться, у него дрожали руки, поэтому он не смог стать хирургом, и все же больше его мучило что-то из военной жизни, какое-то ужасное событие, отголоски которого, в свою очередь, оказались губительными для их семьи.

Тео сидел на коленях у мамы, очаровательно улыбался и протягивал руку к Клемми. Малыш держал игрушечного щенка, и непосвященный человек решил бы, что ребенок протягивает игрушку сестре. Но Тео никогда бы не отдал Щена добровольно. Что случилось с игрушкой? Конечно, по сравнению с остальным судьба Щена не имела особого значения, однако Элис все равно задавалась этим вопросом. Наверное, в ней говорил писатель, которому нужно, чтобы все, даже самые мелкие детали, было на своем месте. Серьезные вопросы тоже оставались. Как это произошло? Когда папа понял, что натворил? Как об этом узнала мама? И самый важный: что произошло с ее отцом, почему он это сделал? Элис дорого бы дала, чтобы поговорить с отцом и матерью, спросить напрямую… Теперь оставалось лишь надеяться, что ответы есть в архивах Лоэннета.

Элис поручила Сэди Спэрроу отыскать эти ответы и поняла, что не сможет сидеть сложа руки. Да, когда-то она дала себе обещание не возвращаться в Лоэннет, но сейчас ей больше всего на свете хотелось туда. Резко поднявшись, Элис ходила туда-сюда по библиотеке, обмахивая разгоряченное лицо. Вернуться в Лоэннет… Питер сказал, что ей достаточно только позвонить и сказать. Неужели она на самом деле собирается сдержать опрометчивое обещание, данное себе в юности, в разгар неуверенности и страха?

Элис посмотрела на телефон, и ее рука дрогнула.

Корнуолл, 1932 г.

Ему повезло, и от этого становилось только хуже. У него есть любимая жена, три дочери, такие милые и невинные, свет его жизни, а скоро появится еще один ребенок. Он живет в прекрасном доме с разросшимся садом на опушке густого леса. На деревьях поют птицы, белки делают запасы, в ручье нагуливает жир форель. Он такого не заслуживает. У миллионов мужчин отняли возможность жить нормальной жизнью, они погибли в грязи и безумии. Эти люди отдали бы все за то, что есть у него. Но они давно мертвы и забыты, а он продолжает наслаждаться счастьем.