Кейт Мортон - Дом у озера

Энтони обошел озеро и остановился, увидев лодочный сарай. Это место всегда будет особенным. Вспомнились простые, скромные дни перед войной, когда дом ремонтировали и они с Элеонорой жили в лодочном сарае. Самые чудесные дни его жизни. Все шло своим чередом. У него была цель, способности и уверенность, которые сопутствуют молодым и здоровым, тем, кого судьба еще не потрепала. Тогда он был хорошим человеком. Жизнь казалась прямой, ровной дорогой и звала в путь.

Вернувшись после войны домой, Энтони много времени проводил в лодочном сарае: иногда сидел и смотрел на воду, иногда перечитывал старые письма, а бывали дни, когда просто спал. Порой он думал, что больше никогда не проснется, зачастую мечтал об этом, однако просыпался снова и снова. Элеонор помогла ему устроить кабинет в мансарде, и сарай перешел к девочкам, стал местом для детских игр и приключений, а сейчас там временами ночевала прислуга. Эта мысль позабавила Энтони, он представил слои времени, как вчерашние призраки уступают место сегодняшним играм. Здания намного переживают человека, и хорошо. Энтони любил леса и поля Лоэннета еще и потому, что по ним ходили поколения людей, работали здесь, и хоронили их тоже в этой земле. Постоянство природы успокаивает. Даже леса возле Менена, того городка в Западной Фландрии, выросли снова… Растут ли цветы на могиле Говарда?

Иногда Энтони вспоминал о людях, которых они встречали во Франции. Он пытался не думать, но они возникали перед его мысленным взором: крестьяне и фермеры, дома которых оказались посреди войны. Живы ли еще месье Дюран, мадам Фурнье и многие другие, у кого они квартировали за долгие годы войны? Когда заключили перемирие и пушки замолчали, начали ли люди, чьи дома и фермы они разрушили, долгий, медленный процесс возвращения к жизни? Наверное, да. Что им еще оставалось?

Энтони обошел изгородь и направился к лесу. Сегодня Элис хотела пойти с ним, но Элеонор не разрешила, нашла ей какое-то дело. За долгие годы жена научилась определять его состояние с полувзгляда; порой Энтони казалось, что она знает его лучше, чем он сам. Хотя с тех пор, как Элеонор сказала, что у нее будет ребенок, стало хуже. Она хотела порадовать Энтони, да он и радовался, но все чаще и чаще его мысли возвращались к тому амбару на ферме мадам Фурнье. Энтони слышал по ночам призрачный плач ребенка, а когда лаяла собака, всякий раз замирал и говорил себе, что все хорошо, лай ему только мерещится.

По небу пролетела стая птиц, и Энтони вздрогнул. На миг почудилось, что он снова лежит за доильной площадкой на ферме во Франции, плечо ноет от удара Говарда. Энтони крепко зажмурился, медленно досчитал до пяти, потом приоткрыл глаза. Сосредоточился на том, чтобы видеть только широкие поля Лоэннета, качели Элис, последние ворота, за которыми начинался лес. Медленно, целеустремленно он зашагал в ту сторону.

Как хорошо, что сегодня он пошел один! Элеонор права, он становится непредсказуемым. Энтони тревожило, что какие-то его неадекватные поступки могут увидеть девочки. Они не должны знать, кем он стал, одна мысль об этом была невыносима. Еще хуже, если дочки когда-нибудь узнают, что он чуть не сделал, о той ужасной черте, которую чуть не переступил.

Позапрошлой ночью он проснулся от шума во мраке спальни, которую делил с Элеонор. Сел в кровати и понял, что кто-то прячется в темном углу возле штор. Сердце бешено заколотилось.

– Кто ты? – прошипел он. – Что тебе нужно?

Человек медленно пошел к кровати, и когда он ступил в лужицу лунного света, Энтони увидел, что это Говард.

– Я буду отцом, – произнес он. – Совсем как ты.

Энтони зажмурился, поспешно заткнул уши. Только когда Элеонор проснулась и, включив ночную лампу, обняла его, он пришел в себя. Говарда уже не было. Но он обязательно вернется. Говард всегда возвращался. А теперь, когда Элеонор беременна, Энтони не сможет его отогнать.

Они воевали уже два с половиной года. Шли выматывающие бои, и одни солдаты сменяли других в нескончаемой перетасовке: после нескольких дней в окопах на передовой их отправляли отдохнуть на квартиры. Солдаты уже хорошо знали городок Варлуа-Байон и его жителей и даже почти освоились в чистилище позиционной войны. Впрочем, ходили слухи, что готовится большое наступление, и Энтони радовался: чем быстрее они выиграют эту чертову войну, тем быстрее вернутся домой.

Шел последний день перед отправкой в окопы, и Энтони сидел за дубовым столом на кухне их вынужденной хозяйки, мадам Дюран, наслаждался чаем – из фарфоровой чашки, а не жестяной кружки – и перечитывал недавнее письмо Элеонор. Она прислала фотографию Деборы и младшей дочери, Элис, толстенькой девчушки с удивительно упрямым и решительным выражением лица. Взглянув на снимок еще раз, Энтони аккуратно спрятал его в карман мундира.

В письме, написанном на бумаге с орнаментом из листьев плюща, которую Энтони подарил Элеонор, было то, чего он так ждал: рассказ о счастливой жизни. Энтони уже начинало казаться, что эта жизнь существует только в книжках. И в самом деле, неужели где-то есть поместье Лоэннет, озеро с утками и островком посредине, речушкой, которая вьется среди садов? Неужели две маленькие английские девочки, Дебора и Элис, проводят утро в огороде, который посадили их родители, и объедаются клубникой?

«У обеих расстроились животики, – писала Элеонор, – но что я могу сделать? За этой парочкой невозможно уследить, когда дело касается набегов на огород. Дебора прячет ягоды в карман и кормит Элис, когда я не смотрю. Даже не знаю, гордиться или сердиться! А если я вижу, как они это проделывают, у меня не хватает духа их остановить. Что может быть лучше, чем срывать спелые клубничины с грядки? Набивать ими рот и чувствовать, что таешь от сладости? Но, Энтони, ты бы видел детскую! Повсюду отпечатки маленьких липких пальчиков, и пахнет теплым вареньем!»

Энтони поднял голову и увидел, что в дверях кухни стоит Говард. Слегка смутившись, что его застали врасплох в минуту слабости, Энтони торопливо сложил письмо и сунул в карман к фотографии.

– Я готов, жду только тебя, – произнес он, надевая фуражку.

Говард сел на грубо сколоченный стул в другом конце стола.

– А ты, похоже, нет, – сказал Энтони.

– Я туда не пойду.

– Куда не пойдешь?

– Обратно на передовую.

Энтони ошеломленно нахмурился.

– Ты шутишь? Или заболел?

– Ни то, ни другое. Я ухожу, дезертирую, называй как хочешь. Я ухожу с Софи.

Энтони не часто терял дар речи, но сейчас не знал, что сказать. Он знал, что Говарду нравится экономка месье Дюрана. Бедняжка потеряла мужа в первые недели войны и осталась с маленьким сыном, Луи, на руках. Ей исполнилось всего восемнадцать, в деревне у нее не было ни родственников, ни друзей. Энтони и не догадывался, что дела зашли так далеко.