Алексей Макеев - Изобретатель смерти (сборник)

– Папа! Папочка! А можно мы с Гришей и дядей Сережей на рыбалку пойдем? И Фунтика с собой возьмем?

В кадре появляются большой, добрый и радостный Григорий Шкварок с удочками, счастливо улыбающийся Игорь со щенком на руках и серьезный мужчина в шортах, явно охранник или телохранитель.

– Конечно, можно, только ты и сам в воду не лезь, и Фунтика не пускай, она утром еще холодная, – говорит ему Всеволод, а потом мужчине: – Сергей, проследи, пожалуйста.

– Конечно, Всеволод Александрович, – кивает тот.

Эти трое уходят, а Лазарев ложится на стоящий в тени чего-то лежак и устраивается поудобнее. Тут сбоку появляется часть темной юбки и белого передника, и раздается женский голос:

– Всеволод Александрович, что вам принести? Сок или компот?

– Просто воду без газа, Оля.

Через минуту на низкий столик возле лежака кто-то кладет салфетку, а на нее ставит пластиковую бутылку воды и стакан. Лазарев лежит, но если тело расслаблено, то по лицу этого не скажешь – он явно о чем-то думает.

Степан прокрутил изображение вперед, и вот уже день в разгаре, а Лазарев лежит по-прежнему в той же позе. Вдруг раздается радостный крик:

– Папа! Смотри, сколько мы всего поймали! – и в кадре появляется радостный Игорь с нанизанными на что-то довольно крупными рыбами.

– Тихо, Игорек! Папа работает! – тут же просит его женский голос, и мальчик, замерев, на цыпочках уходит.

Степан опять прокрутил изображение, и теперь в кадре уже вечер, стол в беседке под низко висящей лампой, на нем жареная рыба, хлеб, овощи, фрукты, зелень, сок – одним словом, обычный южный стол. За ним Всеволод, Игорь, Григорий и Сергей. На перилах беседки сидит и умывается котенок.

– Папа, а Фунтик рыбью голову гонял-гонял и в бассейн уронил, – говорит Игорь.

– А доставать ее, конечно, мне, – вздыхает Сергей.

– Не надо, Сережа, я сам нырну! – с готовностью предлагает Григорий.

Игорь прижимается к отцу, который обнимает его рукой за плечи, и обиженно спрашивает:

– Папа, а почему тебя комары не едят, а меня едят?

– Потому что ты у меня самый вкусный на свете! – Всеволод целует сына в макушку.

Савельев выключил запись. Гуров некоторое время сидел молча, а потом напряженным голосом произнес:

– Степан, ты понимаешь, что я тебя сейчас убью? Ты что, не мог мне раньше сказать? Ведь если бы я убедился в том, что он из-за меня покончил жизнь самоубийством, то застрелился бы.

– Да кто вам дал бы! А сказать я действительно не мог – вы – офицер и сами понимаете, что такое приказ. И сейчас бы вы ничего не узнали, но я понял, что вы с вашей настойчивостью можете все дело загубить – вы же значение слова «нет» не понимаете и всегда прете напролом. Я доложил, и мне разрешили вам кое-что показать, но вы, естественно, ничего не видели.

– Но зачем было затеваться с самоубийством? – возмутился Лев.

– А как иначе можно было дело закрыть? Только за смертью подозреваемого, – объяснил Степан. – И документы, что я тогда в коробке увез, поштучно проанализировали, и в Следственный комитет попало только то, что никак к Лазареву привести не могло. Когда в Центре все это случилось, туда сразу же выехали наши эксперты. Как только эти взрывные устройства попали к ним в руки, они от восторга дар речи потеряли, и мы тут же все фотографии и описание из дела изъяли. Разглашать ничего нельзя было, поэтому на совещании была озвучена более-менее правдоподобная версия произошедшего. Потом была создана рабочая группа из разных ведомств. Вы не думали, почему вас туда включили, если всем давно известно, что вы работаете только с Крячко или вообще один? Или кому-то заноза в заднице потребовалась?

– Как сказал Орлов: «меня там хотели».

– Правильно сказал. Вас туда включили специально, потому что знали, что вы обязательно пойдете своим путем, а вы до сих пор никогда не ошибались, и Олег Михайлович в вас верит. А потом я к вам присоединюсь, и это ни у кого не вызовет подозрений. А тут еще и Плюшкин со своей дурью нам подыграл. Нам нужен был человек, который изобрел это взрывное устройство. И мы с вашей помощью его нашли! Вы знаете, что Лазарев изобрел для этой своей затеи? Этой вещи аналогов в мире нет! Это новое слово в науке! Он же подрыв из Воронежа произвел! Причем изобрел шутя! Походя! Не напрягаясь! Да если бы не та история с Шаповаловым, он уже академиком был бы. Вы знаете, какую работу он сейчас ведет? К нему генералы из Москвы на консультацию прилетают. А тогда пришли к нему в Лефортово люди, поговорили, объяснили, сделали предложение. Он подумал и согласился, но выставил несколько условий.

– Даже так? – невесело усмехнулся Гуров. – И что же это были за условия? Игорь, Григорий, а еще?..

– А он себе цену знает! И мы ничего плохого в этом не увидели! Григория я лично к нему первым привез, прямо на следующий день после того, как сам Лазарев там поселился. Господи, как Гриша радовался! Сначала плакал от счастья – все никак поверить не мог. А потом схватил Всеволода в охапку, в воздух поднял и смеялся как ребенок. Да и сам Лазарев при всей своей невозмутимости чуть не прослезился. С Игорем пришлось сложнее – там и психиатры, и гипноз, и Лика возле него месяц провела, но результат вы видели. А еще Лазарев захотел с отцом встретиться.

– Да-а-а? – с интересом протянул Гуров. – И как прошла эта встреча?

– Всеволод дал ему две пощечины и объяснил, за что: одну – за мать, которая сошла с ума от горя после того, как этот мерзавец ее бросил, а вторую – за себя! И все! На том встреча и закончилась. Кстати, они действительно очень похожи. Ну а остальное по мелочам: квартиры, гаражи, машины, дачу продать, деньги со всех счетов на его счет перевести, мебель, картины и все прочее из дома его бабушки с дедушкой в его новый дом перевезти… Словом, ерунда.

– Но почему он тогда, в Воронеже, не рассказал мне о светильниках, расписании и всем остальном? Какого черта он выламывался? – возмутился Лев.

– Я вам дам копию записи того разговора, посмотрите на себя со стороны и все поймете. Вы так и не поняли, что перед вами не шизофреник, который сломается, и давили на него. А Всеволод настоящий мужик! Он в вас разочаровался, о чем и сказал напрямую.

– Ты тоже записывал?!

– Что значит «тоже»? У меня был приказ, – объяснил Степан. – Из местных вас никто не писал, а у Лазарева в телефоне был передатчик, который он включил, когда доставал его из шорт на турбазе, вот Зубр все и слышал от начала до конца. А ведь я вам предлагал сначала документы посмотреть, а уже потом с ним разговаривать, но вы отмахнулись. А я ночью все почитал и узнал, что он одновременно с Зубром в «психушке» лежал и подозревался в пособничестве его побегу. Всеволод о вас через Интернет узнал и подумал, что вы ему помочь сможете, он вам, как на исповеди, свою душу выворачивал, а вы? Вы изначально, не имея никаких доказательств его вины, были против него настроены. Вы почему-то сразу решили, что Екатерина во всем безоговорочно права, и дословно ее цитировали. Несмотря на это, Всеволод все-таки пытался наладить с вами контакт. Не вы с ним, а он с вами. У меня нет вашего жизненного и профессионального опыта, и образование юридическое у меня заочное, но я очень хорошо помню выражение «Audiatur et altera pars» – «Да будет выслушана и другая сторона»! А вы ее слушать не захотели! И он это понял! Чего же ему распинаться перед вами?