Даниил Лектор - Метод

– Переодеться в сухое! – скомандовал он Паше. – Сорок секунд!

И мальчик бросился переодеваться.

После реки дорога круто пошла на подъем. Капустин, сердечник, дышал все тяжелее, шел все медленнее. Тогда Анатолий Валерьевич поманил к себе Пашу и что-то прошептал ему на ухо. Мальчик кивнул, догнал Капустина и сказал:

– Капуста, давай рюкзак!

Однако Капустин, хотя и задыхался, все же протестовал:

– Я не устал!

Тогда Паша наклонился к его уху и тихонько сказал:

– Слышь, мне за то, что с бревна упал, Толик сто очков штрафа впаял. Рюкзак товарища понесу – скинет. Выручай!

На такую просьбу Капустин не мог не откликнуться и охотно отдал рюкзак. Паша повесил его себе на грудь и устремился вперед.

Вечером все участники похода сидели у костра. Одна из девочек несколько раз сочувственно взглянула на руководителя, затем не выдержала и сказала:

– Толик! – так Головко разрешил обращаться к себе в походах; в клубе надо было звать его по имени-отчеству. – Вы сегодня грустный какой-то. Что-то случилось?

Головко оглядел своих воспитанников, потом произнес:

– Дети! Вы все должны запомнить этот момент. Этот вечер. Вот это – настоящее. А остальное… Простите меня! Простите меня, пожалуйста. Если сможете.

Встал и ушел в темноту. Дети смущенно переглядывались. Никто ничего не понял.

Анатолий Валерьевич отошел на несколько шагов. Он думал, что остался один. Но вдруг неподалеку хрустнула ветка, и вскоре рядом с руководителем возник Паша Орлов.

– Толик… – сказал он.

– Что, Паш? – грустно спросил Головко.

– Я бы хотел, чтобы вы… были моим папой. Я понимаю, что нельзя. Но я бы очень хотел…

Руководитель клуба «Романтик» не знал, что ответить. Он был потрясен. И не находил слов. Что он мог сказать этому мальчику?

Поздно ночью Меглин и Есеня подошли к клубу «Романтик». Еще издалека бросались в глаза укрепленные над входом растяжки: «Романтику» – 20!» «С юбилеем!», «Толик, спасибо!» Это потрудились родители, стремившиеся выразить свою благодарность Анатолию Головко.

Меглин поковырял в замке, открыл дверь. Сыщики вошли внутрь. Еще раз очутившись в помещении, где она уже была сегодня, Есеня сказала:

– Он получал удовольствие от того, что делал с детьми. Он садист. Ты говорил, такие не могут остановиться. Почему же тогда за двадцать лет он убил только семерых? Жертв должно было быть больше. Или мы не всех нашли?

Меглин помолчал, оглядываясь, потом произнес:

– Это притвор. А где-то и храм должен быть.

Подошел к большому зеркалу. Долго и внимательно изучал его; потом вдруг схватил табурет и с силой запустил его в зеркало. На пол посыпались осколки, и открылся вход в старую подсобку, ставшую «красной комнатой». На стены были наклеены фотографии семерых повешенных детей. Тех самых, пропавших.

Есеня взяла пульт, включила DVD. На экране появился мальчик в белой рубашке и носках, в черных шортах. Он встал на пень, засунул голову в петлю. Рядом суетился Головко, что-то объяснял ребенку…

…Участники похода вернулись в родной клуб. Дети в коридоре снимали рюкзаки, оживленно делились впечатлениями. Руководитель клуба прошел в основное помещение – и замер, увидев осколки зеркала на полу, а в углу – ожидающих его сыщиков.

– Анатолий Валерьевич, вы детей-то отпустите, – сказала Есеня. – Устали ведь.

Головко кивнул, вышел в коридор, отдал нужные распоряжения. Дождавшись, когда последний ребенок уйдет, подошел к двери… Несколько секунд стоял возле нее… Потом повернул в замке ключ и вернулся в комнату. Остановившись перед сыщиками, глухо произнес:

– Двадцать лет. Свыше ста походов. Ни у кого ни одной царапины. Я любил их…

– Любил?! – зло спросила Есеня. – Ты им платил. За «эксперименты». По тысяче рублей. За жизнь ребенка!

– Я не хотел убивать! – в полный голос закричал руководитель клуба. – Никогда! Я прочитал, что от удушения наступает амнезия…

– Значит, дети не должны были помнить, что ты делал с ними?

Головко кивнул. Есеня несколько секунд смотрела на него, потом сказала, уже тише:

– Спасал от колонии и героина. И убивал. Почему? Ну почему?

– Случайно! – воскликнул Головко. – Я увлекался! Первого просто передержал в петле.

– Передержал?! – повторила вслед за ним Есеня.

Сказала – словно наждаком по ране прошлась.

Меглин коротко взглянул на нее. Девушка мотнула головой, отвернулась.

– Почему Алешу – ножом? – спросил сыщик.

– Я планировал обычный эксперимент с потерей сознания, – принялся объяснять Головко. – Он выследил меня и сфотографировал. Я хотел просто ему объяснить!

– Объясни мне! – вновь вскинулась Есеня.

Руководитель клуба набрал в грудь побольше воздуха и принялся рассказывать:

– Двадцать лет я жил в аду. С женой не получалось. Я никогда не хотел женщин! Это наваждение еще в детстве началось. У нас в пионерлагере мальчик повесился. Я его нашел. Случайно. Он был в черных ботинках. И белых носочках. Такой красивый… Когда я его увидел, со мной что-то случилось. Это было… больно и одновременно… очень приятно. Неземное наслаждение… Я не мог забыть. Я старался, но все время видел… Я хотел прекратить это, покончить с собой. Я ушел в лес, сделал петлю… Но я не смог. Больно! Вы не знаете, что это! Когда больно, двадцать лет больно!

– Руку дай, – будничным тоном сказал Меглин.

Головко непонимающе уставился на него.

– Руку!!

И, не дожидаясь исполнения своего приказа, схватил руку руководителя клуба, припечатал ее ладонью к столу и с размаху воткнул в эту руку заранее приготовленный, раскрытый перочинный нож. Головко завопил.

– Теперь ты знаешь, что такое боль, – удовлетворенно произнес Меглин.

Теперь они были в машине втроем. Есеня – сзади, а рядом с водителем сидел Головко. Его правая рука была прикована наручниками к сиденью. На окраине города Меглин остановил машину и скомандовал Есене:

– Выходи.

– Почему?

– А зачем ты нам? Все, что надо, у нас есть. А что нам надо? Веревка и Толик. Да, Толян?

– Я не выйду! – заявила девушка. – Я не согласна. Его должны судить. Не ты!

– Выходи! – настаивал Меглин. – Не согласна она…

И, видя, что девушка не собирается исполнять его распоряжение, повернулся к ней и тихо сказал:

– Доверяй мне.

Есеня, сердито посмотрев на него, вышла, хлопнула дверцей. Тогда Головко сказал:

– У меня есть одно желание. Последнее.

Меглин скривился:

– Я похож на фею?

– Я прошу, – сказал Головко, не обращая внимания на его тон. – В клубе есть мальчик…

И он рассказал про Пашу Орлова и его отчима. Меглин с глубоким удивлением смотрел на своего пассажира…

В комнате для допросов следователи с большим вниманием выслушали рассказ Есени об этом эпизоде. Потом Седой спросил: