Даниил Лектор - Метод

– Я же говорю – ты все понимаешь.

– Я у тебя что – «скорая помощь»? – рассмеялся Женя. – Мужик резиновый? А к нему у тебя, стало быть, чувства…

И закончил жестко:

– Тебе пора.

– Серьезно? – Есеня не сразу поверила, что он не шутит.

– Если у тебя какие-то проблемы с ним, иди и с ним разберись, – заявил Осмыловский. – Что ты меня в это говно тянешь? Я тебе не мать и не подружка.

– Про мать зря. Но в целом правильно сказал, – произнесла Есеня, поднимаясь. – Пока. Пишите письма.

Женя шутовски поклонился…

…Выйдя из машины возле дома, Меглин первым делом заметил Есеню, ждущую у входа.

– Выхлоп аж сюда доходит, – заметил он. – Чего напилась-то?

– Не бойся, я закусывала, – ответила Есеня. – Так что не рассчитывай.

– Да я как-то не особо. Я ж тебе в отцы гожусь.

В комнате сыщик сразу повалился в кресло. Есеня склонилась над ним. Тихо сказала:

– Знаешь, зачем я пришла?

Он хотел что-то ответить, но она не дала:

– Молчи. У тебя это так хорошо получается. Я же тебе говорила. Я знаю тебя. Не забывай.

Наклонилась еще ниже – и поцеловала его в губы. Меглин смотрел удивленно, ждал продолжения. И тут Есеня другим, деловым тоном сказала:

– Ну что, пошли?

– Куда?

– Не бойся, не в постель. У тебя же монашество. Ты слишком долго мне голову морочил. Теперь мне нужны ответы.

И она, как когда-то сам Меглин, с силой толкнула кресло, открывая люк в полу.

В подвале, оглядев полки, задумчиво пробормотала:

– Значит, тут они все. Сколько же их?

– Городок небольшой наберется, – ответил Меглин.

Он шагнул к стеллажу, достал папку и протянул Есене. Она открыла. С фотографии на нее смотрела женщина лет тридцати, с глазами чуть навыкате. Внизу стояла подпись: «О. Берестова». Меглин заговорил:

– Двадцать два года назад твой отец вел дело Ольги Берестовой. Ее изнасиловал сотрудник органов. На почве посттравматического стресса у нее появилась болезненная тяга к мести. Она хотела убить того, кто с ней это сделал. Никто ей не верил. Она нашла его сама. И убивала – не торопясь, два дня. Потом второго – просто похожего. Ее навязчивая идея перешла в манию. К моменту, когда я ее взял, она убила четверых. Берестову признали невменяемой. Положили в клинику. Обкалывали так, что не соображала ничего. А пять лет спустя случился павлоградский маньяк. Когда нас подключили, было уже сорок два трупа. К тому моменту, как мы его взяли, по его делу двоих расстреляли, а третий сам повесился.

– Ты сказал – мы?

– С твоим отцом.

– Ты работал с папой?!

– Мы и сейчас работаем. Он – моя связь.

– Связь?

– У меня же нет телефона. А связь нужна. В общем, в деле павлоградского маньяка срочно понадобился стрелочник. Тогда и вспомнили про Берестову…

…Психиатр Бергич впускает прокурора Стеклова (тогда еще молодого) в палату, больше похожую на камеру: на окнах решетки, мебель прикручена к полу. На постели, свесив голову, сидит больная. Она откидывает волосы, становится видно лицо. Это совсем не та женщина, что запечатлена на фотографии в деле Берестовой. У нее светлые волосы, красивые, волевые черты…

…Сидя над делом Берестовой, Есеня уснула. Меглин улыбнулся, глядя на спящую; снял с нее туфли, положил ноги на диван, прикрыл пледом. В это время снаружи раздался шум подъезжающей машины. Меглин вышел. Перед ним стоял прокурор Стеклов.

– Она здесь? – спросил.

– Разбудить?

– Пусть спит. Дай закурить.

– Ты же бросил?

– Ну да.

Меглин протянул ему сигарету.

– Знаешь, где я ошибся? – сказал прокурор. – Я в какой-то момент подумал, что мы друзья. После всего, что пережили. Но у тебя нет друзей. У тебя и чувств-то человеческих нет. Ты другой. Завтра скажешь ей, что стажировка окончена. И отправишь домой.

– Андрей, она отца родного не слушает, – возразил Меглин. – Думаешь, мой голос действие возымеет?

– Мне все равно, как ты это сделаешь. Придумай что-нибудь, ты же гений.

– А если нет?

– Я тебя уничтожу, – пообещал Стеклов. – Не повторяй мою ошибку. Не думай, что мы друзья.

И уехал.

В комнате для допросов Худой пристально посмотрел на Есеню и сказал:

– Давайте теперь про Берестову пару слов.

– Про кого? – удивилась девушка.

– Про Ольгу Берестову.

– Не понимаю, о ком вы говорите, – твердо ответила Есеня. – Никогда не слышала этого имени.

– Неужели мы что-то перепутали? – спросил Седой. – Вряд ли…

– Не знаю. Всем случается ошибаться, – ответила Есеня.

И очаровательно улыбнулась.

Прокурор Стеклов не любил откладывать нужные дела. Тем более он не откладывал угрозы. Уже на следующее утро после разговора с Меглиным он встретился на служебной автостоянке с высокопоставленным сотрудником Следственного комитета (по иронии судьбы, спустя несколько месяцев этот же сотрудник будет допрашивать Есеню относительно ее стажировки у Меглина, и она мысленно даст ему кличку Седой).

– Мы условились терпеть его, пока негативный эффект уравновешивался пользой, которую он приносит, – сказал прокурор. – Сейчас весы качнулись. Мы с самого начала знали, что это не навсегда, и не будет пенсии по выслуге лет…

– А почему ты решил, что уже пора? – спросил Седой.

– Я его друг, как ни странно это звучит, – объяснил Стеклов. – Хочу его вытащить, пока не поздно. Для него и для нас. Он выходит из-под контроля.

– Твоя дочь тоже так считает? – усмехнулся Седой.

– Да, – твердо заявил Стеклов.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал его собеседник.

Однако эта формулировка прокурора не устраивала, ему хотелось чего-то более определенного.

– Когда он с катушек слетит, представляешь, что может начаться? – сказал он. – Мы готовы рисковать?

Седой ничего не ответил; на том их беседа и закончилась.

Позже, уже в машине, Седой взял телефон и отдал команду одному из своих подчиненных:

– Надо проконтролировать Меглина на предмет профессиональной и личной адекватности.

…Есеня проснулась от собственного крика. Ей снилось поле, Андриевич, зажимающий ладонями окровавленные глазницы, и карандаш в собственной руке.

Девушка огляделась. Она сидела на диване в жилище Меглина, и в руке у нее был зажат карандаш…

…Не обнаружив хозяина нигде в доме, Есеня выглянула за дверь. И увидела Меглина: он раз за разом кидал нож в подвешенную на стене колоду. Не оборачиваясь, сыщик спросил:

– Тебе понравилось?

– Ты о чем?

– Ты знаешь.

– Спрашиваешь, садистка ли я?

– Только честно. Если не боишься.

Есеня подумала и честно ответила:

– Где-то в глубине – да, мне понравилось. И меня это пугает.

– Почему?

– Но это ведь… ужасно?