Алексей Макеев - Очень большие деньги

– Никакой ошибки! – горячо произнес Степанков и, понизив голос, начал говорить быстро и коротко: – Чемодан меня сюда послал. Появилась информация, что Глумов здесь осел. А для Чемодана эти гости из-за рубежа уже хуже чумы. Он их мигом на этот поселок навел. Его люди сегодня обоих сюда привезли. Я еще раньше приехал – в контакт с Глумовым вступить.

– Вступил?

– Ага, здесь он. Тоже не подарок. Он сам признался, что кончил двоих из команды Чемодана. Они его несколько дней назад нашли. Ну, ему деваться некуда – его Бугай с товарищем замочить должны. Акт мести. Мы с Глумовым договорились, что я этих двоих в западню приведу, а он уж с ними сам разберется. В принципе Чемодану этого только и нужно. Правда, он и Глумова планирует в покойники, но я посчитал, что Андрюха имеет право на шанс. Он Чемодану ничего плохого не делал.

– А этим двоим он что сделал? Что они за ним мотаются, как тень отца Гамлета? – спросил Гуров. – Кокаин у них украл, что ли? Сейф организации обчистил?

– Он своего босса американским федералам сдал, – деловито сказал Степанков. – Подробностей я не знаю, но дело там было крутое. У кокаинового босса половину банды перестреляли, груз большой конфисковали, явки его в Штатах провалились. И все это Глумов сделал. Такие вещи нигде не прощают, а там тем более.

– Что же его федералы не защитили?

– А кто его знает? Сам он говорит, что просто не захотели, – ответил Степанков. – Нет, формально все было сделано как полагается. Документами обеспечили, бабок отвалили – и живи как знаешь. Он думает, что его кто-то из агентов и сдал. Все равно ведь от него больше никакого толку не было. А кто будет заботиться о каком-то русском, да еще с неважной репутацией?

– Ну так я не понял, а ты теперь на чьей же стороне? – спросил Гуров. – И с Чемоданом ты договорился, и с Бугаем, и даже с Глумовым у тебя полное взаимопонимание. А на самом деле что у тебя на уме?

– А я, гражданин полковник, на своей собственной стороне, – ответил Степанков. – У меня сейчас положение такое скользкое, что чуть в сторону качнись – и будешь лететь до самого дна, пока мокрое место не останется. Поэтому я нос по ветру держу. Кто побеждать будет, тому помогу. Кто падать будет – того подтолкну. А вообще теперь я однозначно на вашей стороне. На стороне закона, значит. Теперь какой может быть выбор?

– Да уж, альтернативы у тебя нет, – согласился Гуров. – Кроме хорошей камеры с прочными решетками на окнах. А посему выкладывай, что вы с Глумовым конкретно задумали и как тут развиваются события, потому что нам побыстрее включаться в них надо.

– С Глумовым мы договорились, что я этих мужиков в дом один приведу, на краю поселка, – сказал Степанков. – Только не по его вышло. Встретил я их в городе – они из Москвы совсем недавно подъехали, может, на два-три часа раньше вас, – и к себе в тачку посадил. Они злые были, как черти. «Шестерки» Чемодана, которые их доставили, тут же обратно уехали, чтобы следов лишних не оставлять. Ну, ясно, кому такое понравится? Типа бросили их на произвол судьбы. Они всю свою злобу на мне разряжать начали. Это не так, это не эдак… Вопросы начали задавать: где Глумов, да какие у него тут привычки, да в какие он магазины ходит… Короче, чуть не сцепились мы с ними. Но потом я все им объяснил и сюда повез. В этом вот месте они велели мне остановиться и пешком дальше пошли. Меня, естественно, тоже с собой взяли. Мы до поселка дошли, я им все показал – где дом этот, где море, а где единственный магазин, в который Глумов ходит. А у самого мысль – как бы свалить от них побыстрее, потому что рядом с такими находиться – это с огнем играть. А тут они взяли и сами меня отшили.

– Как так? В каком смысле – отшили?

– В прямом. Сказали – вали отсюда, ты нам не нужен, сами разберемся, – с некоторой обидой ответил Степанков. – Сказали, сиди в машине и следи за дорогой. Если вдруг что – гудок давай длинный, типа сигнал тревоги. Они, между прочим, опасались, что это может быть ловушка. Предполагали, что их милиция поджидать может. У Чемодана и правда была такая задумка – не только вас натравить, но и местную милицию, но я на это не пошел.

– Что так?

– Слишком опасно. Тут менты шибко нервные. А вчера вообще у них тут ЧП случилось. На трассе неподалеку отсюда два опера разбились. Слетели в овраг и прямо в машине и сгорели. В городе переполох, я и подумал: чего соваться? Можно таких дел на свою шею наворотить…

Гуров оглянулся. Вокруг была ночь. Шумело море. Больше никаких звуков со стороны не долетало до его слуха. Где в такой темноте искать троих головорезов? Он опять повернулся к Степанкову:

– Когда последний раз видел Глумова?

– Вчера утром мы встретились с ним на берегу и все обговорили. Больше я его не видел. Что он затеял, представления не имею. Он мне, по большому счету, не верит. Да он никому не верит. Такой человек.

– Значит, так, – сказал Гуров. – Считай, что я тебе поверил, Степанков. Но кредит доверия тебе выдан очень короткий. Если узнаем, что обманул, расплатишься по полной программе. Если все будет нормально, можешь жить спокойно. Возьму этот грех на душу, хотя наказания ты, безусловно, заслуживаешь. А сейчас садись в машину и гони что есть мочи. Чтобы и духу твоего тут не было.

– Понял, – обрадованно сказал Степанков. – Считайте, что меня уже нет, гражданин полковник.

Он торопливо повернулся и вприпрыжку добежал до машины. Запрыгнул на сиденье и принялся лихорадочно переключать рычаги. Заурчал мотор, вспыхнули фары, и автомобиль медленно тронулся с места. Оперативники расступились.

Машина Степанкова выехала на дорогу, повернула в сторону шоссе и помчалась, наращивая скорость. Вскоре красные огоньки растаяли вдали.

– Ну, что выросло, то выросло, – сказал Гуров. – Пути к отступлению у них теперь отрезаны. Мы знаем, что они все где-то здесь, а они про нас не знают. Так что козыри у нас, а инициатива у них. Надо получше замаскировать машину, и пойдем наверстывать упущенное!

Глумов с трудом разлепил глаза и бессмысленно уставился в потолок. В его голове еще не до конца рассеялся туман сна, и Глумов не сразу сообразил, где находится. Ему снился душный тропический лес, ослепительно синее небо над горным хребтом и жирное лицо Риберо, украшенное смоляными усами. Глумов смутно помнил, что во сне его пытали. Сам Риберо бил его в лицо толстым кулаком, пальцы которого были унизаны перстнями с изображением ритуального орла.

Сон растаял как дым, но кожу на лице саднило, как будто его действительно ободрали усердные мордовороты. Потом Глумов сообразил, что лицо разбил вчера в автокатастрофе. И вообще, то, что с ним происходило наяву, было куда неприятнее сна. Можно было сказать, что он уже чувствовал, как на его шее затягивается петля.