Андрей Кивинов - Работа с риском (сборник)

– Не знаю, с войны не держал в руках оружия. Но жизнь, как говорится, заставит.

– Что ж, удачи вам и снайперской меткости…

– И вам того же…

Чернаков поменял станцию. Заныл блюз. Знакомая мелодия. Где-то он не так давно ее слышал. Ах да… Уличный музыкант возле Спаса-на-Крови. Они с Юлей шли в Эрмитаж на выставку какого-то знаменитого француза. Машину бросили на канале Грибоедова, чтобы немного прогуляться пешком. Выставка Чернакову не понравилась, он откровенно не понимал, как можно восхищаться черными кляксами и разноцветными полосами, хаотично пачкавшими белый холст. Пьяный слон лучше нарисует…

– Ты что, Слава, это же гениально! – убеждала его Юля. – Неужели не чувствуешь? Он же душу свою на холст выплеснул!

– Слякоть это какая-то, а не душа.

– Ну вот, видишь, до тебя начинает доходить – это же действительно и дождь, и слезы, и тоска.

Чернаков щурился, пытаясь разглядеть дождь, но если дождь с большой натяжкой еще можно было себе представить, то слезы… Увольте. Тоску вот картина точно навевала – такую, что хотелось побыстрее от нее отвернуться. Но Юля не унималась, надеясь, что любовник сможет разглядеть и ощутить то же, что и она.

– Он взял лучшее у позднего Пикассо и раннего Малевича, синтезировал и создал свой шедевр.

– А по-моему, он взял стакан. И не один.

– Лет через двадцать, а может и раньше, на аукционе «Сотби» или «Кристи» это полотно будет стоить не меньше миллиона долларов, – задумчиво произнесла Юля, пропустив мимо ушей реплику про стакан.

– Да?.. – рассеянно переспросил Чернаков. – Я бы за нее и рубль пожалел в день распродажи.

– Ничего ты не понимаешь! Прямо непрошибаемый… Посмотри, какое у него великолепное чувство цвета! Вот это сочетание бархатного бордо и приглушенного изумрудного, а этот кадмий, а охра, а умбра…

Юля никак не хотела отлипать от картины, а Чернаков не мог отвести взгляд от любимой женщины – воодушевленная, с блестящими глазами и прелестным румянцем, она так трогательно заправила локон за нежное ушко. Вячеслав Андреевич испытал что-то вроде укола ревности – надо же, как на нее эта мазня подействовала. Ему захотелось побыстрее увезти ее с этой дурацкой выставки и остаться с ней наедине, там, где нет этих жутких картин и посетителей, глазеющих на них и делающих вид, будто что-то понимают. Он-то хоть не притворяется. Но Юля открылась для него в тот день с какой-то новой, неизвестной стороны. В ней словно ожила другая, незнакомая женщина… Еще более волнующая и желанная, чем та, к которой он уже привык.

Вячеслав Андреевич незаметно уснул под мерный шум двигателя и заунывные звуки блюза. И снился ему не рокот космодрома, не эта голубая тишина, а снились ему женщины. Много юных красивых женщин. Все они были похожи на Юлю. И каждая предлагала остаться с ним навсегда. А он не мог выбрать. И от досады скрипел зубами. Женщины плакали и исчезали, пока не осталась одна, самая прекрасная в откровенном платье. Он обнял ее, принялся страстно целовать, но она вдруг превратилась в Толика Бушуева.

– Андреич… Андреич…

Чернаков проснулся. В окно «девятки» аккуратно стучался Бушуев. Радио по-прежнему передавало блюз, правда, другой, еще более унылый. Двигатель мерно гудел. Стрелки часов на торпеде говорили, что Вячеслав Андреевич проспал сорок пять минут.

Он поднял кресло, заглушил двигатель, опустил стекло.

– Я прикорнул тут… Садись.

Детектив обогнул машину, сел справа от бывшего начальника.

– Что случилось?

Чернаков не стал целиком вводить Толика в курс дела. Время дорого.

– Тут рядом семейка одна живет. В частном доме. Баба, которую Лемешев прихватил, и родственник ее. Хочу поговорить, кто ее надоумил на нас заяву накатать.

– Да адвокат, наверное… Они ж, волки, еще те комбинаторы.

– Думаю, не только адвокат.

– От меня-то что надо?

– Рядом постоишь. В разговор не встревай, просто страхуй в сторонке. Ствол захватил?

– У меня газовик. – Бушуев похлопал по карману куртки.

– Хватит.

– Их двое в хате?

– Не знаю, не спрашивал. Мужик дома точно.

– А если ничего не скажут?

– Значит, не судьба… Вообще-то, я еще хотел по углам пошарить. Если они кражами активно промышляют, наверняка паленое найдем.

– Толку-то… Отоврутся, уроды.

– Ничего… Найдем – очко в нашу пользу. Пошли.

Бушуев закрыл свою новую «Тойоту», купленную в кредит месяц назад.

Уже стемнело, но это и к лучшему. Можно в окошко заглянуть. И враги не заметят, кто к ним пожаловал.

В избушке горел свет. Электрический. Не лучина. Окна по-прежнему были занавешены. Конь на месте, подле забора. Хозяева чай, наверно, пьют у самовара.

Чернаков осторожно толкнул калитку, придерживая рукой, чтобы не отвалилась. Злая собака не залаяла, видимо, объелась «Чаппи» или вообще давно сдохла. Бушуев предложил проверенный способ: долбануть поленом по «Роверу», а когда выскочит хозяин, спеленать его, но Вячеслав Андреевич отговорил. Тихо стреножить не получится, а из дома могут открыть огонь. И будут правы.

Они поднялись на крыльцо, Бушуев по привычке занял позицию сбоку, вытащив газовик.

Дверь оказалась не заперта. Кого здесь, в Левашово бояться? Чужие здесь не шарят. Чернаков кивнул детективу и осторожно шагнул в небольшие сени, освещаемые мутной лампочкой небольшой мощности. (Статья 139 УК. Нарушение неприкосновенности жилища. Штраф или арест до трех месяцев. «Фигня, отсижу…») В доме пахло прелостью и деревенским туалетом. Из комнаты доносились звуки телевизионного рекламного ролика. «Чего стоим, кого ждем?» – «Ты зачем бензин пьешь, дура?.. – А я застрахована!»

На вешалке куртка, кроличья шуба Галины Михайловны, еще какая-то одежка. Чернаков, не избавившийся от милицейского синдрома рыться в чужом белье, ощупал карманы куртки, потом перешел к шубе. Но неожиданно повернулся к Бушуеву, приложив палец к губам. Вторым пальцем показав на вешалку.

Под шубой висела зеленая матерчатая куртка с вышитым хищником на задней стороне. «Пума». Что говорило о скупердяйстве хозяев дома. Другой бы улику выкинул от греха подальше или сжег, а эти приберегли. Значит, как говаривал Жеглов, к вещам относятся трепетно, жалеют – дров наколоть пригодится или по грибы ходить.

В принципе, можно было отчаливать. Быстренько вызвать Лутошина или «брата», пускай изымают, а заодно и остальную территорию обыщут. Наверняка и краску найдут, и взрывчатку, и провода. Все настоящее, не подкинутое. А с учетом показаний Вячеслава Андреевича этого вполне хватит для предъявления красивого обвинения. Присяжным не придется подкидывать монетку – виновен, не виновен? Виновен!

Чернаков сделал знак Бушуеву, чтобы тот аккуратно покинул чужое жилище. Толик попятился назад и – вот черт!.. – зацепил стоящее на скамье пустое ведро.