Алексей Макеев - Вам поручено умереть

– Что мы в тачке этого вашего нашли. Ну, того, что на Кутузовском ночью завалили, хозяина крутой «бэхи».

В воздухе на несколько секунд повисла напряженная, почти звенящая тишина.

– А что вы там такого нашли? – стараясь не выдать своей заинтересованности, наконец спросил Гуров.

– Бабки. Целый кейс с бабками… полтора «лимона» «налика».

– В рублях? – тут же спросил Крячко.

Раззуваев коротко кивнул и замолчал, обреченно уперевшись взглядом в пол. Гуров, глядя на него, прикидывал варианты дальнейшего развития беседы. Ясно, что с протоколами лезть сейчас не следует, и так, того и гляди, тонкая нить доверия разорвется. Черт с ним, если он завтра от своих слов откажется. Главное, получить достоверную информацию, а уж как ее потом превратить в частичку доказательной базы, придать ей статус официальной, подумаем потом. Мы всю жизнь имеем дело с оперативной информацией, которую к делу не пришьешь. Такая наша работа. Следователь ищет прямые доказательства, улики, а мы – подсказки, корректоры потом дадут следователю те самые доказательства.

– Расскажи, как вы водителя «бэхи» убили? – попросил Лев. Именно попросил, а не приказал, не потребовал.

– Так получилось, – проворчал Раззуваев. – Это все Шмон. Мы вообще-то не планировали…

Картина выглядела следующей. В тот поздний вечер Раззуваев и Шмарков шли по аллее мимо музея. Шли после неудачной попытки угнать дорогую тачку. «Заказная» машина, которую они обхаживали вторую неделю, сорвалась из-под носа. А ведь все складывалось удачно: и хозяин, приехав к любовнице, оставил машину вне видимости из ее окон, и до утра он к машине бы не подошел, и сигнал системы сигнализации уже давно был скопирован. А тут, как назло, когда парни уже решили приступить к угону, подвыпившая пара каких-то «ушлепков» начала пинать машины на парковке возле дома. Завыли и запищали сигнализации, откуда-то почти сразу вывернула патрульная машина ДПС. После такого «концерта», когда перенервничавшие жильцы дома будут еще долго выглядывать из окон на свои машины, соваться к нужной тачке было глупо. Придется снова выжидать, и не меньше недели.

И вот, торопливо пересекая сквер на Кутузовском, они и увидели классную «бэху», припаркованную у тротуара. И мужика, который кого-то ждал. Ждал вальяжно, даже сонно как-то. Парни залюбовались машиной, прикинув возможный навар. А тут еще водитель вышел, потягиваясь и разговаривая с кем-то по телефону. Совершенно ясно прозвучало: «Я тебя уже жду, сколько ты будешь собираться?»

Шмарков сразу загорелся. Он предложил обойти мужика с двух сторон, резко «вырубить», а потом спокойно увезти машину. Раззуваев стал возражать. И машин по проспекту движется много, и «вырубить» надо человека на несколько часов, чтобы успеть машину спрятать. Заманить в кусты не удастся. С какой стати ему идти за незнакомыми людьми в кусты? Если честно, то Юрке Раззуваеву не хотелось наносить вред здоровью хозяина машины. Одно дело – технично угнать машину с парковки, и совсем другое – напасть на человека.

Компромисс нашел Шмарков. Он всегда умел убеждать незамысловато и надежно. Раззуваеву срочно нужны были деньги, а тут вот она, призовая тачка. И деньги Шмарков обещал чуть ли не завтра. Есть у него якобы покупатель на точно такую «бэху». А еще Шмарков заявил, что знает безопасный, но надежный удар, от которого человек будет в отключке два часа. И Раззуваев решился. Но все с самого начала пошло не так. А пошло так, что до сих пор вспомнить страшно.

Привлечь внимание водителя должен был сам Раззуваев. Санек заявил, что у Юрки внешность располагающая. Шмарков остановился у кустов, схватился за сердце и стал опускаться на землю, на одно колено, и лицо сделал такое страдальческое, что не поверить было трудно. Раззуваев, как они и договорились, бросился к водителю с просьбой о помощи. Он не стал конкретизировать причину, просто, как советовал Шмарков, давил на психику и взывал о помощи.

Мужчина «купился» быстро. Правда, он деловито поставил свою машину на сигнализацию и только потом поспешил за Раззуваевым, узнав, что там случилось с его другом. Им удалось-таки убедить Курвихина дойти до самых кустов. Как раз до того места, где на траве была первая кровавая отметка.

Раззуваев вдруг замолчал и сидел, подергивая плечами, словно у него болезненный озноб. Гуров не торопил. Крячко сидел рядом верхом на стуле и терпеливо теребил нижнюю губу, присматриваясь к задержанному, а не играет ли тот. Всяких повидали матерые полковники на своем веку.

– Короче… – глухим голосом заговорил наконец Раззуваев. – Этот мужик как-то догадался… А Шмон, сука, с самого начала, видать, решил того типа «замочить», только не сказал мне об этом, знал, что я буду против. Я и опомниться не успел, как Шмон ударил. Испугался я тогда сильно… видел, как лезвие в темноте блеснуло… Мужик, видать, дернулся, и Шмон его не сильно задел. Потом гляжу, у мужика в руке шокер, даже разряд видел. Но он уже раненый был… Шмон ногой шокер выбил и второй раз его ножом… Я как в тумане был. Помню, что мы мужика сразу под мышки ухватили и чуть ли не на руках за кусты, чтобы со стороны не видно было, как мы его волочем.

Крячко встал, скрипнув стулом, подошел к маленькому холодильнику у окна. Открыл, позвенел чем-то и, захлопнув дверку, протянул Раззуваеву найденную в холодильнике маленькую бутылку «Аква минерале». Задержанный схватил ее, отвинтил крышку и жадно припал губами к горлышку.

Вот и этот сломался, подумал Гуров, глядя, как судорожно дергается кадык Раззуваева, покрытый двухдневной щетиной, как льется на шею и за воротник вода. Сколько раз он за свою жизнь наблюдал такую же вот характерную сцену. Все они считают себя героями, пока их двое, а жертва беззащитна, они чувствуют свою удачливость и безнаказанность, когда по ночам снимают блокировку с заранее присмотренной машины. Они довольны жизнью и безгранично счастливы, когда получают большие деньги за украденное чужое имущество. А потом вот так! Животный страх в глазах, судорожно дергающийся небритый кадык и пролитая вода, потому что скулы сводит, а во рту сухо, как в заброшенном колодце в центре пустыни.

– Ну, дальше? – предложил Лев умышленно равнодушным голосом.

Он очень хорошо знал, как действует именно такая вот равнодушная интонация на преступников, которые созрели, чтобы каяться. Им теперь до зарезу, им как воздух нужен сочувствующий слушатель. И вот этот психологический сдвиг обычно приводит к истерикам. Преступник начинает каяться, начинает молить, чтобы его выслушали, чтобы дали возможность не только рассказать, но и объяснить. Не все из них, и не очень часто. Только слабые.

– Что дальше… – снова нервно дернул плечом Раззуваев. – Ключ от машины из кармана вытащили, и на дорогу. Завели и… Кейс мы потом увидели.