Луиза Пенни - Разные оттенки смерти

Бовуар помедлил с ответом.

– Иногда.

– Хочешь поговорить об этом?

– А что проку? Я уже говорил со следователями. С психотерапевтами. Для нас с вами это дело прошлое. Пора уже перестать говорить об этом, принять как факт и жить дальше. Вы так не считаете?

Гамаш наклонил голову набок, изучающе глядя на Жана Ги.

– Нет, не считаю. По-моему, мы должны говорить, пока все это не выйдет из нас, пока не останется ничего незавершенного.

– То, что произошло на фабрике, завершилось, – отрезал Бовуар, но тут же взял себя в руки. – Простите. Но я думаю, что это самокопание какое-то. Я просто хочу жить. Единственное незавершенное дело, единственное, что меня все еще беспокоит, если хотите знать, – это кто слил видеозапись рейда. Как она попала в Интернет?

– Внутреннее расследование показало, что это дело рук хакера.

– Я знаю. Читал доклад. Но вы же не верите в это, правда?

– У меня нет выбора, – ответил Гамаш. – И у тебя тоже.

В голосе Гамаша вполне явственно прозвучало предостережение. Предостережение, которого Бовуар предпочел не заметить или не расслышать.

– Никакой это был не хакер, – сказал он. – Никто даже не знал о существовании этих записей, кроме других полицейских. Никакой хакер этих записей не похищал.

– Хватит, Жан Ги!

Они уже разговаривали об этом прежде. Видеозапись рейда была выложена в Интернет, где ее просмотрели миллионы людей по всему свету.

Увидели, что произошло.

Миллионы смотрели так, словно это было телешоу. Развлечение.

После нескольких месяцев расследования Квебекская полиция пришла к выводу, что это сделал хакер.

– Почему они не нашли того парня? – гнул свое Жан Ги. – У нас целый отдел занимается расследованием киберпреступлений. И чтобы они не сумели найти засранца, которому, по их же собственному отчету, просто повезло?

– Оставь эту тему, Жан Ги, – сурово произнес Гамаш.

– Мы должны установить истину, – сказал Бовуар, подаваясь вперед.

– Мы знаем истину, – возразил Гамаш. – Нам осталось только научиться жить с нею.

– И вы хотите оставить все как есть? Принять случившееся?

– Да. И ты тоже. Обещай мне, Жан Ги. Это чужая проблема. Не наша.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и наконец Бовуар коротко кивнул.

– Bon, – сказал Гамаш. Он допил пиво и пошел со стаканом в кухню. – Пора идти. Нужно пораньше вернуться в Три Сосны.

Арман Гамаш пожелал своему подчиненному спокойной ночи и медленно побрел по вечерним улицам. Было прохладно, и он порадовался, что взял куртку. Он собирался остановить такси, но как-то незаметно прошел по Сен-Урбен до авеню Лорье.

На ходу он размышлял об АА, Лилиан и Сюзанне. И о главном судье. О художниках и дилерах, которые спят в своих кроватях в Трех Соснах.

Но главным образом он думал о губительном воздействии тайн. Включая и его собственные.

Он солгал Бовуару. История с фабрикой не закончилась. И он не забыл о ней.

Жан Ги Бовуар вымыл стакан из-под пива и направился в спальню.

«Давай, двигайся, двигайся, – упрашивал он себя. – Еще несколько шагов».

Но он, конечно, остановился. Как делал это каждый вечер после появления того видео.

Оно появилось в Интернете и после этого уже не могло исчезнуть. Оно осталось там навсегда. Может, о нем забудут, но оно все равно будет там, будет лежать и ждать, когда его обнаружат снова. Когда оно всплывет на поверхность.

Как тайна. Ее никогда нельзя скрыть полностью. Никогда нельзя забыть без следа.

И это видео было далеко не забыто. Пока.

Бовуар тяжело опустился на стул и вывел компьютер из спящего режима. Эта закладка была одной из его любимых, но он намеренно назвал ее другим именем.

Глаза его наливались сном, тело болело, но Жан Ги кликнул по закладке.

И на экране появилось видео.

Он нажал «воспроизведение». Просмотрел. Нажал еще раз. Потом еще.

Он снова и снова смотрел это видео. Картинка, как и звук, была четкой. Взрывы, стрельба, крики. «Наш упал, наш ранен».

И голос Гамаша – ровный, властный. Он отдавал понятные приказы, удерживал их как единую группу, не позволял воцариться хаосу, по мере того как они углублялись в здание фабрики. Они загоняли в угол террористов, которых оказалось гораздо больше, чем предполагалось.

Снова, и снова, и снова просматривал Бовуар тот момент, когда получил ранение в живот. И снова, и снова, и снова видел он кое-что похуже. Старший инспектор Гамаш вскидывает руки, спина его выгибается. Его подбрасывает, потом он падает. Ударяется об пол. Замирает.

А потом все поглощает хаос.

Наконец, утомившись, Бовуар отошел от экрана и подготовился ко сну. Помылся, почистил зубы. Принял таблетку оксикодона.

Потом он засунул под подушку еще один пузырек с таблетками. На тот случай, если понадобится ночью. Под подушкой он будет в безопасности. Невидим. Как оружие. Последнее средство.

Пузырек с таблетками парацетамола.

Если оксикодона не хватит.

Лежа в темноте, он ждал, когда начнет действовать болеутоляющее. Чувствовал, как уходит в прошлое день. Заботы, тревоги, образы стали стираться. Он прижал к себе плюшевого льва, сползая в забытье, но один образ оставался с ним. Не момент его ранения. Даже не образ падающего шефа.

Все это тускнело, поглощалось оксикодоном.

Но одно оставалось. Шло за ним до самого конца.

Ресторан «Милош». Номер телефона, ныне спрятанный в ящик стола. Каждую неделю на протяжении трех последних месяцев Бовуар звонил в «Милош» и заказывал столик. На двоих. На субботний вечер. Столик в глубине, у белой стены.

И каждую субботу отменял заказ. Он даже думал, что они, вероятно, больше не записывают его фамилию. Может, просто делают вид, что записывают. И он тоже делает вид, что заказывает.

Но он был уверен, что завтра все будет иначе.

Он определенно позвонит ей. И она ответит согласием. И он отвезет Анни Гамаш в «Милош», с его хрусталем и белыми скатертями. Она закажет дуврскую камбалу, а он – омара.

И она будет слушать его, смотреть на него своими внимательными глазами. Он будет расспрашивать, как она провела день, будет спрашивать про ее жизнь, про ее предпочтения, ее чувства. Про все. Он хотел знать все.

Каждый вечер он засыпал, видя перед собой один и тот же образ: Анни глядит на него через стол. Потом он накроет ее руку своей. А она не станет возражать.

Он погрузился в сон, положив одну руку на другую. Вот что он будет чувствовать.

А потом оксикодон поглотил все. И Жан Ги Бовуар больше ничего не чувствовал.

Клара спустилась к завтраку. Пахло кофе и поджаренными английскими булочками.

Клара проснулась, удивленная, что ей вообще удалось уснуть. Питера не было. Ей потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить, что случилось ночью.