Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/

Но он знает ответ. Сестра была временным заменителем того, кого Красным Губам действительно хочется избить.

— Лучше бы вам в это поверить, — говорит Пит. — У меня сорок пятый. Гораздо больше вашего. Он лежал в столе у отца. Вам лучше уйти. Это будет разумно.

«Пожалуйста, Господи, умоляю».

Но голос Пита дрожит на последних словах, превращаясь в неуверенный дискант тринадцатилетнего мальчика, который нашел эти записные книжки. Красные Губы слышит это, хохочет и начинает спускаться по лестнице. Пит снова хватается за зажигалку — на этот раз крепко — и поднимает ее крышку большим пальцем, когда Красные Губы показывается полностью. Пит щелкает зазубренным колесиком, вспоминая, что так и не проверил, есть ли в зажигалке топливо — упущение, которое в течение ближайших десяти секунд может стоить жизни ему и сестре. Но искра рождает сильное желтое пламя.

Питер держит зажигалку за фут от кучи блокнотов.

— Вы правы, — говорит он. — Пистолет нет. Но в ящике стола я нашел это.

Ходжес и Джером бегут через бейсбольное поле. Джером вырывается вперед, но Ходжес отстает ненамного. Джером останавливается на краю заброшенной баскетбольной площадки и указывает на зеленую «Субару», припаркованную у грузовой платформы. Ходжес читает надпись на именном номерном знаке — «BOOKS4U» — и кивает.

Как только они снова начинают двигаться, к ним долетает неистовый крик: «Где ты, ебаный сукин сын?»

Это, пожалуй, Беллами. А ебаный сукин сын, без сомнений, Питер Сауберс. Мальчик вошел в здание с помощью родительского ключа, и это означает, что двери открыты. Ходжес показывает сначала на себя, потом на Зал. Джером кивает, но произносит тихим голосом:

— Вы без оружия.

— Да, но я душу широк и стоит десяти.

— А?

— Оставайся здесь, Джером. Я серьезно.

— Уверены?

— Да. У тебя, случайно, нет ножа? Хотя бы перочинного?

— Нет. Извините.

— Хорошо. Тогда поищи здесь вокруг, найди бутылку. Здесь они, видимо, есть. Здесь по вечерам, наверное, собираются подростки пиво пить. Разбей ее и порежь шины. Если что-то пойдет не так, он не уедет отсюда на машине Халлидея.

Выражение лица Джерома говорит о том, что его мало интересуют возможные последствия этого приказа. Он сжимает предплечье Ходжеса.

— Только без всяких подвигов камикадзе, Билл, слышите? За вами нет вины, которую нужно искупить.

— Я знаю.

На самом деле ничего такого он не знает. Четыре года назад женщина, которую он любил, была убита взрывом, предназначенным для него. Дня не проходит, чтобы он не думал о Джейн, и ночи, чтобы он, лежа в постели, не думал: «Если бы я был хоть немного быстрее. Хотя немного сообразительнее».

На этот раз ему тоже не хватило скорости и смекалки, и сколько ни убеждай себя в том, что ситуация развивалась слишком стремительно, это не поможет двум детям выпутаться, возможно, из смертельной передряги. Единственное, в чем он уверен совершенно точно: ни Тина, ни ее брат не должны умереть сегодня, во время его смены. Он сделает все, что в его силах, чтобы не дать этому произойти.

Он похлопывает Джерома по щеке.

— Доверься мне, парень. Я свое дело знаю. Ты позаботься о шинах. Когда будешь этим заниматься, можешь вырвать несколько проводов. Ходжес идет в здание и вращается только раз, когда доходит до угла. Джером с несчастным видом провожает его взглядом, но на этот раз остается на месте. Вот и хорошо. Поскольку хуже смерти Питера и Тины от рук Беллами может быть только смерть Джерома от его рук.

Он заходит за угол и бежит вдоль фасада здания.

Эти двери, как и в 23 доме на Сикоморовой улице, открыты.

Красные Губы смотрит на кучу записных книжек в молескиновых переплетах, как загипнотизированный. Наконец он поднимает глаза на Пита. Еще он поднимает пистолет.

— Ну-ка, — говорит Пит. — Сделайте это и увидите, что будет с записными книжками, когда я уроню зажигалку. Полить я успел только верхние, но сейчас горючее уже стекло и на нижние. И еще они старые, скорее загорятся. А за ними, может, и все остальное барахло вокруг.

— Что же, выходит, наскочил черт на беса, — говорит Красные Губы. — Единственная загвоздка, Питер, а я сейчас говорю с твоей точки зрения, это то, что мой пистолет продержится дольше, чем твоя зажигалка. Что будешь делать, когда она погаснет? — Он пытается говорить спокойно и рассудительно, но глаза его продолжают, как мячик для пинг-понга, скакать между «Зиппо» и записными книжками. Переплет верхней влажно блестит, как тюленья кожа.

— Я увижу, когда это случится, — говорит Пит. — Как только пламя начнет ослабевать и станет не желтым, а голубым, я брошу зажигалку. И тогда: вжих!

— Ты этого не сделаешь. — Верхняя губа волка поднимается, обнажая желтые зубы. Зубы — или клыки.

— Почему? Это же обычные слова. Моя сестра для меня намного важнее.

— Ах, вот как! — Красные Губы направляет пистолет на Тину. — Тогда погаси зажигалку, или я убью ее просто у тебя на глазах.

Холодные руки больно сжимают сердце Пита, когда он видит пистолет, нацеленный на живот его сестры, но он не закрывает крышку «Зиппо». Он наклоняется, очень медленно опуская ее в кучу книг.

— Здесь два новых романа о Джимми Голде. Вы знали об этом?

— Ты лжешь. — Красные Губы не опускает пистолет, но его взгляд снова — и, кажется, уже окончательно — возвращается к молескиновым переплетам. — Только один. О том, как он едет на запад.

— Два, — повторяет Пит. — «Беглец направляется на запад» неплохой, но «Беглец поднимает флаг» — это лучшее, что он написал. И он длинный. Эпический роман. Как обидно, если вы его не прочитаете.

Бледные щеки мужчины начинают заливаться краской.

— Как ты смеешь? Как ты смеешь меня соблазнять? Я жизнью своей пожертвовал ради этих записных книжек! Я убивал ради этих записных книжек!

— Я знаю, — отвечает Пит. — И, поскольку вы такой поклонник, вот вам на десерт: в последней книге Джимми снова встречается с Андреа Стоун. Как вам такое?

Глаза волка раскрываются во всю ширь.

— Андреа? Встречаются? Как? Что произошло?

При подобных обстоятельствах вопрос этот звучит более чем странно, но оно поставлен искренне. Честно. Пит понимает, что вымышленная Андреа, первая любовь Джимми, для этого человека существо реальное, в отличие от сестры Пита. Для Красных Губ во всем мире нет никого более реального, чем Джимми Голд, Андреа Стоун, мистер Микерена, Пьер Ретоны (так же известный как Автоторговец Апокалипсиса) и все остальные. Это настоящий показатель глубокого безумия, но это также говорит и о том, что Пит тоже сумасшедший, потому что он хорошо понимает, что чувствует этот псих. Слишком хорошо. Он тоже загорелся таким же возбуждением, таким же удивлением, когда Джимми случайно увидел Андреа в Грант-парке во время чикагских беспорядков 1968 года. Тогда у него даже слезы навернулись на глаза. Такие слезы, понимает Пит — да, даже сейчас, особенно сейчас, когда от этого зависит их жизнь, — знаменуют глубинную силу воображения. Это она заставила тысячи людей рыдать, когда стало известно, что Чарльз Диккенс умер от инсульта. Это из-за нее тайный поклонник клал розы на могилу Эдгара Аллана По каждое 19 января, в день рождения По. Это из-за нее Пит ненавидит этого человека, даже если бы тот не целился пистолетом в дрожащий, незащищенный живот его сестры. Красные Губы отняли жизнь у великого писателя, и за что? За то, что Ротстайн решился последовать за своим персонажем в направлении, которое не понравилось Красным Губам? Да. Его толкнула на это сила собственной веры, веры в то, что произведение каким образом ценнее самого автора.