Алексей Макеев - Замороженная страсть (сборник)

– Так что произошло, Оксана Валерьевна? – начал допытываться Гуров. – Вы что-то вспомнили?

– Нет-нет, – замахала руками женщина, – не обращайте на меня внимания. Это я так… старческий эгоизм, знаете ли.

– Вы что-то начали говорить про мальчика, с которым дружил Боря и который ушел из вашей школы после девятого класса?

– Ах, пустое, – вздохнула она. – Просто я встретила своего бывшего ученика, а он сделал вид, что не узнал меня. Конечно, такое часто бывает, когда ученик не дошел с классом до главного выпуска, ушел раньше в училище, в техникум. Оно понятно. Но все же… мне казалось, что они меня любили.

– И кого вы встретили, кто этот неблагодарный?

– Сева Краснощеков его звали… Хотя почему звали, его и сейчас так зовут. У нас ведь редко меняют имена и фамилии.

– Может, вы просто обознались? – попытался улыбнуться Гуров.

– Нет, молодой человек, я его совершенно точно узнала, – строго ответила учительница. – Он почти не изменился. Все такой же худощавый, все те же настороженные светлые глаза, они словно пронизывают насквозь, когда он смотрит настороженно. Так он на меня и посмотрел. В самые глаза, а потом отвернулся и вышел из троллейбуса, хотя ему совсем и не надо было выходить. И сразу перешел на другую сторону улицы.

– Глаза у разных людей часто бывают похожими, – глубокомысленно заметил Крячко. – Я вот помню, однажды…

– Молодой человек, – сокрушенно покачала седой головой учительница, – я ведь еще не выжила из ума. Мне всего семьдесят два года. И глаза это были его, и вздернутый хохолок на лбу. У него, видите ли, по краю волос на лбу была маковка и всегда торчал вихор с одной стороны. И вот тут небольшой шрамик на левой брови. Уж своих-то всех учеников я за долгие годы до мелочей запомнила.

Гуров приехал в лабораторию к экспертам уже вечером. Обрадованный и возбужденный Максимов сразу повел его к одному из столов, на котором стоял громоздкий системный блок мощного компьютера.

– Вот, Лев Иванович, нашли. Нашли совпадение в восемьдесят пять процентов по одному отпечатку и шестьдесят по второму. Но, учитывая, что отпечатки с одного и того же дела, думаю, можно делать выводы.

– С какого дела? – остановился Гуров возле стола.

– Два года назад. Дело о покушении на предпринимателя Агафонова. Помните?

– Агафонов? – Лев наморщил лоб и по привычке почесал бровь. – Агафонов… Это тот, который заявлял, что на него готовится покушение, прятался долго, ничего не подтвердилось, а его все же застрелили?

– Точно. Его тогда подозревали в приступе шизофрении. Маниакальный страх у него определили. А оказалось, что правда. Но и он тогда сам был виноват, помощи просил у полиции, а информацией не поделился – кто хочет убить, за что. Спасайте меня, а от кого, не скажу – коммерческая тайна. Ну, мол, тогда я сам себя буду защищать.

– И вы полагаете, что у вас есть отпечатки пальцев киллера?

– Думаю, что его. Он тогда выяснил, что Агафонов навещает любовницу втайне от жены, и подобрал себе квартиру для слежки. Откуда-то он узнал, что пенсионер уехал на все лето к дочери в деревню, а квартиру навещал его младший внук. И фактически сразу после отъезда деда в деревню на парня кто-то напал и сломал ему ногу. Парень был выпивши и постеснялся деду сообщить. В результате почти месяц в квартиру никто не заходил. Так что три недели киллер в ней спокойно жил и караулил Агафонова. И подкараулил, когда тот рано утром выходил от любовницы. Он все следы стер, но, когда мы поняли, какого рода тут сложилась ситуация, то задались целью найти отпечатки. Ну, невозможно стереть абсолютно все, все же три недели он жил в квартире.

– И нашли?

– Да, нашли, даже два. Мы потом и с пенсионера отпечатки откатали, и с внука, и с его двух друзей, с девчонки его, с двух соседей. Нигде не совпали, а вот с этим убитым почти совпали. Особенно два фрагмента, я вам сейчас покажу…

Максимов знал, о чем говорил, и огромная работа была проделана не зря. На одном отпечатке подушечка под мизинцем, на втором безымянный палец левой руки. На пальце характерный петлевой узор был искажен морщинкой, которая прошла через второй виток и чуть заметный бугорок, как от нарыва у самого сгиба между фалангами. На отпечатке верхней части ладони были тоже характерные складки кожи в форме букв ЛУ.

– Ну, – похлопал Лев Максимова по плечу, – молодец, ничего не скажешь. Выудил иголку из стога сена. Только… Только вот личность мы его так и не установили. Жаль тебя огорчать, но цена этой информации…

– Подождите, Лев Иванович, – нисколько не смутился капитан. – Это еще не все результаты. Я тут переговорил с несколькими известными тренерами по стрельбе, по биатлону. У нашего киллера, если он и был в прошлом спортсменом, нет никаких повреждений в виде переломов и тому подобного. Значит, он ушел из спорта не из-за травмы, а по возрасту. Не всем дано до пятидесяти лет гонять на лыжах, как молодому, и стрелять без промаха. Спортсмены уходят. Кто-то в тренеры, кто-то в инструкторы, но у нас нет такого количества инструкторов.

– Короче, Ваня! – почти с отеческой нежностью перебил его Гуров.

– Короче, я нащелкал около сотни фотографий со старых фоток у тренеров их подопечных. Тех, кто по возрасту, по комплекции подходит, и тех, кто ушел из спорта и исчез из поля зрения тренеров. Я думаю, что спортсмен, ставший киллером, не стал бы разгуливать на публике и встречаться со старыми товарищами, бывшими наставниками. Киллеры ведут уединенный образ жизни.

– Когда сделают реконструкцию лица убитого киллера на компьютере?

– Обещали завтра дать нам модель. Так что завтра сравним!

Крячко позвонил в половине одиннадцатого вечера, когда Гуров поднимался к себе домой.

– Здорово, Лев! Ты сейчас где? Говорить удобно?

– Если по работе, то подожди, я в квартиру зайду. Что-то новое есть или не спится?

– Сейчас скажу, – тихо засмеялся в трубку Крячко.

Гурову очень хорошо был знаком этот короткий торжествующий смешок. Такие интонации в голосе Стаса появлялись, когда он находил наконец ниточку, ухватывался за нее крепко. Значит, на завтра придется менять планы, Крячко просто так звонить в такое время не будет. И когда он успел что-то получить, ведь расстались, чтобы ехать по домам? Значит, ему сообщил кто-то, какой-то информатор. Ну, вот и дверь. Гуров открыл замок и, войдя в прихожую, щелкнул выключателем:

– Ну, все, я вошел, говори.

– Одноклассник Свечникова Краснощеков, оказывается, дважды отбывал срок за совершенные преступления. Первый раз он загремел в девятнадцать лет в 1991 году. Сам понимаешь, за что в те годы молодые крепкие парни садились. Связался с рэкетом, получил шесть лет.

– Теперь понятно, почему он глаза отводил, когда встретил старую учительницу, – прокомментировал Гуров, сбросив ботинки и проходя в комнату. – По-твоему, он к нашему делу может иметь отношение?