Луиз Пенни - Хороните своих мертвецов

Но в первую очередь слезы облегчения.

Зачем Оливье понадобилось перемещать тело?

Зачем Оливье понадобилось перемещать тело?

Зачем Оливье понадобилось перемещать тело?

Теперь они знали. Он перетащил тело, потому что не убивал Отшельника, – он только нашел его мертвым. То, что он сделал, было отвратительно, постыдно, низко. Но это не было убийством.

– Как насчет обеда? После всего этого небось и ноги не держат, – донесся до Бовуара голос Клары.

Потом он почувствовал мягкое прикосновение к своей руке и поднял глаза. Это была Клара.

– Обед без всяких изысков – суп и сэндвич, а после этого мы сразу отведем вас домой.

Домой.

Может быть, дело было в усталости, может, в пережитом стрессе. Но когда он услышал это слово, у него защипало в глазах.

Ему хотелось домой.

Но не в Монреаль.

Его дом был здесь. Ему захотелось лежать под пуховым одеялом в гостиничке, слышать, как воет и беснуется метель за окном, и знать, что он в тепле и безопасности.

Вот где его дом, да поможет ему Господь.

Бовуар встал и улыбнулся Кларе, и эта движение было одновременно чужим и знакомым. Он не часто улыбался. Тем более подозреваемым. Им он никогда не улыбался.

Но теперь улыбнулся усталой благодарной улыбкой:

– С удовольствием. Только сначала мне нужно сделать кое-что.

Прежде чем уйти, он зашел в ванную и плеснул холодной водой в лицо. Посмотрел на свое отражение и увидел человека гораздо старше тридцати восьми лет. Изможденного, усталого. Человека, которому так не хочется делать то, что ему предстоит.

Он почувствовал боль в животе.

Вытащил пузырек с таблетками, поставил его на столик, впился в него взглядом. Налил воды в стакан, вытряхнул одну таблетку на ладонь. Осторожно разломил пополам и быстро проглотил.

Подобрал вторую половинку с белого фарфорового ребра раковины, помедлил немного, потом быстро, пока не передумал, закинул ее назад в пузырек.

Клара проводила его до двери.

– Я могу прийти через час? – спросил он.

– Конечно, – сказала она. И добавила: – Приходите вместе с Рут.

Откуда она узнала? Может быть, подумал он, выходя в метель, он вовсе не так умен, как считает. «А может быть, – подумал он, подгоняемый порывом ветра, – они здесь меня знают».

– Чего надо? – спросила Рут, открыв дверь еще до того, как он постучал.

Вместе с ним в дом ворвался порыв ветра, и Рут принялась обхлопывать его куртку, на которую налип снег. По крайней мере, ему казалось, что она именно поэтому молотит по нему, хотя он видел, что снега на нем уже нет, а она все молотит и молотит.

– Вы знаете, чего я хочу.

– Тебе повезло, тупица, что я такая щедрая.

– Мне повезло, что у вас бред, – пробормотал он, следуя за ней в знакомую теперь комнату.

Она приготовила попкорн, словно это само собой разумелось. Развлечение. Налила себе виски, не предлагая гостю. Ему и не нужно было. Он чувствовал, как начинает действовать таблетка.

Ее компьютер на садовом пластмассовом столике в кухне был уже включен, и они сели бок о бок на шаткие пластмассовые стулья.

Рут нажала клавишу, и на экране появился нужный сайт с роликом.

– Вы уже видели? – спросил Бовуар.

– Нет, – сказала она, уставясь в экран, а не на Бовуара. – Ждала тебя.

Бовуар глубоко, надрывно вздохнул и нажал на кнопку воспроизведения.

– Неважно получилось с Шамплейном, – сказал Эмиль, когда они подошли к перекрестку рю Сен-Станисла и рю Сен-Жан и остановились, чтобы пропустить гуляк, которые двигались толпой, словно машины в час пик.

Начинался снег. Громадные, мягкие снежинки падали на землю в свете уличных фонарей и автомобильных фар. Ожидалась метель. За ночь по прогнозу должно было выпасть около фута, а то и больше. А пока в город пришел только фронт того, что ожидалось.

Квебек-Сити во время и после снежной бури (когда выходило солнце и освещало это волшебное царство, смягченное и припорошенное густым покрывалом) был прекраснее, чем в любую другую погоду. Свежий и чистый, мир безукоризненной чистоты.

У старого каменного дома Эмиль вытащил ключ. За кружевной занавеской на двери они видели Анри – пес прятался за колонной, подсматривал оттуда.

Гамаш улыбнулся и снова вернулся мыслями к делу. Странно это – женщина в гробу Шамплейна.

Кто она такая и куда делся Шамплейн? Куда направил стопы? Похоже, его странствия не закончились со смертью.

Гамаш пошел погулять с Анри, а когда вернулся, в камине горел огонь и Эмиль ждал его, а на кофейном столике уже разместился ноутбук вместе с бутылкой виски.

Старик стоял в центре комнаты, опустив руки. Вид у него был официальный, чуть ли не напряженный.

– Что случилось, Эмиль?

– Я хочу посмотреть видео с тобой.

– Сейчас?

– Сейчас.

Выгуливая пса, Гамаш готовил себя к этому. Холодные снежинки освежали его лицо, и он остановился, задрал голову, закрыл глаза и открыл рот, ловя их.

– Мне нравится это делать, – сказал Морен. – Только нужно, чтобы снег был правильный.

– Ты был знатоком в таких делах? – спросил старший инспектор.

– И остаюсь им. Снежинки должны быть большие, пушистые. Те, что летят медленно. Не эти маленькие, жесткие во время снежной бури. С такими неинтересно. Они забиваются в нос и в уши. Всюду тебя достают. Нет, должны быть большие, хлопьями.

Гамаш знал, о чем говорит Морен. Он и сам мальчишкой делал это. Видел, как это делают Даниэль и Анни. Детей не нужно было этому учить, это было заложено в них природой – ловить снежинки на язык.

Наступило молчание, и старший инспектор понял, что молодой агент сидит, привязанный к стулу, закинув назад голову, закрыв глаза и выставив язык. Ловит снежинки.

– Хорошо, сейчас, – согласился Гамаш.

Он наклонился, снял с Анри ошейник, подошел к дивану и сел перед ноутбуком.

– Я нашел нужный сайт.

Эмиль устроился рядом и посмотрел на Гамаша в профиль. Теперь, привыкнув к аккуратной бородке Гамаша, Эмиль понял, что она ему идет. Гамаш, не мигая, смотрел на экран, потом повернулся и взглянул в глаза своему наставнику:

– Merci.

Это застало Эмиля врасплох.

– За что?

– За то, что не оставили меня.

Эмиль прикоснулся пальцами к руке Гамаша, щелкнул мышкой, и ролик пошел.

Бовуар уставился на экран. Как он и предполагал, это была нарезка из записей с миниатюрных камер на гарнитурах полицейских. Чего он не ожидал, так это четкости изображения. Он думал, что будет большая зернистость, что лиц будет не разобрать, но изображение было отчетливым.

Как и голоса.

– Наш упал! – Голос Гамаша перекрывает звук выстрелов.

– Вот он, вот он, вот он! – кричит Бовуар, показывая на стрелка вверху на галерее.

Раздается автоматная очередь, камера дергается в сторону, потом падает. Картинка с другой камеры: полицейский на полу в луже крови.