Андрей Константинов - Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– А вот это… собственно… – запинаясь, начал церемонию официального представления Пиотровский.

– …Оперуполномоченные Северова и Шевченко! – на автопилоте докончил за него Павел Андреевич.

Луноходы, густо покраснев, вытянулись во фрунт, а отправившие их в полет Джамалов и Крутов позорно сиганули в оперскую.

– Однако! – переварил полученную информацию Ширяев. – Что ж, Владислав Юрьевич, вижу, свидетели у вас и в самом деле под надежной защитой. По крайней мере… тылы… – здесь генерал-майор акцентировал взгляд на Северовой, – внушают уважение. Что ж, Павел Андреевич, теперь посмотрим фланги?

По-рыбьи глотая воздух, начальник «гоблинов» изобразил в воздухе жест, со стороны могущий трактоваться двояко: не то «милости прошу, пройдемте», не то «ради бога, пойдемте на хрен». При этом в глазах у Павла Андреевича явственно читались тоска, печаль и «сто нарядов вне очереди»…

Визит Андрея и Виталия в интернет-кафе «Матрица» оказался в высшей степени полезным. Мало того что они получили желаемую запись, так еще и забратались с начальником службы безопасности, на поверку оказавшимся отличным, своим в доску мужиком, даром что бывший эфэсбэшник. Словом, сегодня пока всё складывалось на загляденье – одно к одному. (Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.) Разве что за всей этой суетой как-то незаметно закончилось лето. Ну да, собственно, что им с того? Что у Мешка, что у Вучетича, в этом году всё равно складывалось как в известной песне. Вернее – НЕ складывалось. «Мы так давно, мы так давно не отдыхали. Нам было просто не до отдыха с тобой…»

– Ты сейчас куда мыслишь?

– Как это куда? – удивился самой постановке вопроса Виталий. – В контору. С пленками работать.

– Смелый человек. А вот я после озвученных по телефону событий, пожалуй, не рискну.

– Да уж. Судя по всему, то был холст маслом, – захохотал Вучетич. – Так ведь наоборот, Андрюха. Прикинь! Там сейчас весь народ сидит поголовно обосравшись, и вдруг заруливаем мы: бело-пушистые, пропахшие порохом не-залетчики. Соответственно, честь нам, хвала и Доска почета.

– Может, оно и так. А может – и иначе: доской да по почету… Не, Виталя, на фиг надо! Я свою порцию взвизгов шефа посредством мобильной связи получил. Считаю, на сегодня достаточно.

– Сильно буйствовал?

– Не то слово! За каких-то пять минут я услышал от нашего старика такое количество витиеватых прилагательных, что их вполне хватило бы на издание небольшого словарика синонимов. Словом, я лучше сейчас к Викулу, в Следственное проскочу. Хочу посмотреть, что у них есть в собственных загашниках на Гурцелая. В свете планирующейся операции «Детский сад»… Да, чуть не забыл! В связи с этим у меня к тебе, Виталя, будет еще одна просьба: сегодня-завтра доскачи до ближайшего спортивного магазина и приценись к арбалетам.

– К чему прицениться?

– К арбалетам.

– Не понял. А на хрена нам арбалет?

– Я всё объясню. Но позже.

– Так, может, лучше я сам сделаю? – В голосе Виталия послышался явный интерес. – На кой деньги тратить? Вернее, а деньги готов себе оставить.

– А сумеешь?

– Обижаешь!

– За пару дней смастеришь?

– Если найду подходящие комплектующие – сделаю, не вопрос.

– Отлично, – расцвел Мешок. – Тогда я на тебя рассчитываю. Только учти! Прицельная дальность должна быть не менее пятидесяти метров. Иначе вся эта затея просто не имеет смысла.

– Понял, помозгуем…

…Виталий пешком отправился в контору, благо отсюда и ходу-то было минут двадцать, не больше, а Андрей сел в машину, поразмышлял недолго и неожиданно набрал номер Прилепиной. Убеждая сам себя, что звонит исключительно по делам служебным, а не из-за того что банально соскучился – ведь они не виделись с вечера воскресенья. С пьяного вечера пьяного воскресенья.

– Привет, Олька! Ты сейчас где?

– Привет! Была у Демичевой, сейчас потихонечку двигаюсь от нее на базу.

– Ты там поаккуратнее. Смотри, случайно не попади под раздачу.

– А что такое?

– Да у нас там сегодня такие дела творились. Из рубрики «Нарочно не придумаешь»… А еще – мы с Виталей серьезно продвинулись по журналистке. Кстати, тебе Наташа переслала на почту ее материалы?

– Переслала. И я вчера вечером практически все изучила.

– На твой взгляд, есть там за что зацепиться?

– Трудно сказать. В принципе, можно вычленить пару-тройку версий. Но на то, чтобы их все проверить, уйдет не одна неделя.

– «Вы даете нереальные планы». В понедельник мы со Жмыхом должны докладывать по этой теме начальнику Главка. И в свете сегодняшних событий права на ошибку у нас нет.

– Ты ведь так и не объяснил, что у вас стряслось.

– То история долгая и нетелефонная… Слушай, а ты географически сейчас где?

– Подхожу к Аничкому мосту.

– Так это же совсем недалеко от меня. Давай-ка мы с тобой пересечемся, буквально минут на пятнадцать – двадцать? Обменяемся впечатлениями, выпьем по чашке кофе и разбежимся. Я после поеду к Викулу, а ты в контору.

– Хорошо, как скажешь. А где?

– Выходи на Рубинштейна и заруливай в бар «Проходимец». Помнишь, мы с тобой и с Гришкой там как-то сидели однажды?

– Помню.

– Вот и отлично. Еду. Минут через пять буду на месте…

В четверть пятого Геннадий Антонович Трефилов, вторые сутки пребывающий в состоянии высшей степени душевного волнения, подгреб на Сенную площадь. Ковальчук как обычно опаздывал, и в его ожидании Трефилов принялся нервно расхаживать взад-вперед, покусывая ногти и обильно потея.

Пожалуй, не станет излишним пафосом заявить, что Геннадий Антонович некогда нашел себя в журналистике. Вот только журналистика, обнаружив в себе очередное инородное тело, отнеслась к сему факту достаточно спокойно, даже равнодушно. Если снова прибегнуть к медицинским аналогиям, на рыхлом теле журналистики Трефилов был опухолью доброкачественной. А живая эмоциональная реакция в мире СМИ происходит исключительно на знак противоположный. Здесь за примерами далеко ходить не нужно – Соловьев, Малахов, Хинштейн, Ксюша… Кто там у нас еще в топе?

Тридцатисемилетний журналист Трефилов уже давно достиг вершины своего творческого акме, и теперь его журналистская звезда медленно, но неуклонно угасала. Конечно, теоретический шанс на перезагрузку остается всегда (порой достаточно, к примеру, достойного приглашения на работу в столицу), но Геннадий Антонович, будучи человеком здравомыслящим, свою нынешнюю рыночную стоимость представлял с точностью до последнего цента. А потому воздушных замков не строил и к текущим профессиональным обязанностям, телодвижениям и поступкам с некоторых пор относился без былого азарта и фанатизма. Так маститый хирург, с особым трепетом вспоминающий свой первый вырезанный аппендикс да пару-тройку изящно и нестандартно побежденных перитонитов, остается равнодушен к десяткам тысяч остальных откромсанных уверенной рукою человеческих отростков.