Андрей Константинов - Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– Знаю.

– Откуда?

– Сегодня днем узнал. От Наташи. Ей Демидыч, перед тем как его «транспортные» от нас вывезли, успел шепнуть, что видел вас, всех троих, в кафе на Рубинштейна.

В тусклых, болезненных глазах Жени вспыхнули искорки эмоции, близкой к потрясению:

– Так она знала?!

– Скажем так, догадывалась. И все это время пыталась в тебе разобраться. К сожалению, в одиночку.

– М-да… Огонь-баба. А ведь она по тебе, придурку, сохла. А ты в это время за Ольгой волочился. Чуть ли не на ее глазах. А ведь Северова супротив твоей Ольги – это все равно что столяр супротив плотника.

– Твою бы, блин, эрудицию и начитанность, да в мирных целях!

– А такие, как я, в мирных целях этой стране на хрен не нужны.

– Нашей стране… Или ты вроде как себя противопоставляешь?

– Ага. Противопоставляю. Вот только, сам видишь, хреново выходит, – хрипло выдавил Крутов. Легкое состояние эйфории, наступившее сразу после укола, постепенно улетучивалось, а на смену ему по нарастающей возвращалась боль. Еще не такая сильная, ну да лиха беда – начало.

– Значит, говоришь, одного только Демидыча и жалко? А как же тогда с той засадой, на Приозерском? Ну ладно Холин, допустим даже Тарас. Но молодого-то за что? Он год как институт закончил! Девку по-настоящему еще в руках не держал!

– Так ведь там вроде как обошлось?

– Обошлось. Ну да не твоя в том заслуга.

– Как знать… Не допускаешь мысли, что я за них молился?

Мешечко посмотрел на Женю с презрительной усмешкой:

– О как? Я, блин, щас прямо расплачусь от умиления!

– Ты? Нет, сейчас ты не расплачешься. Это потом, это позже придет. Я даже могу тебе точно сказать – когда!

– И когда же?

– Через три дня. Когда вы с салютами и с прочей вашей официозной блевотиной станете Натаху в землю зарывать! И вот тогда ты расплачешься. Но не от умиления. А от того, что кровь Натахи, она, конечно, на мне. Но и на тебе, Андрей, тоже. И ты это сам отлично понимаешь.

– Согласен, – хмуро подтвердил Мешок. – И на мне тоже. Вот только я все-таки надеюсь повременить. Со слезой.

– Типа, такой толстокожий? Брось, не хорохорься!

– Нет, не толстокожий. Просто… Просто Наташа пока еще жива.

– Ну да? Не гонишь? После таких ранений не выживают. Я знаю.

– Не гоню. По счастью, пока еще не ямщик.

– Огонь-баба! – уважительно покачал головой Крутов. – Вот именно такую-то я себе все эти годы и искал.

– Уже не найдешь.

– Это точно… Слушай, Андрей, у меня к тебе огромная просьба! Вот, матери моей передай, – с этими словами Женя подтолкнул в сторону Мешка небольшую коробочку из-под печенья, лежавшую на дне тайника.

Внутри коробки что-то ощутимо звякнуло. По-прежнему ожидая подвоха, Андрей не без опаски приоткрыл коробку и… внутренне охнул. Поскольку «звякнули» хранящийся внутри орден «За личное мужество» и медали: «За отвагу», «За заслуги перед Отечеством» II степени и «За отличие в военной службе» III степени.

– Это за что?!!

– За разное. В основном за пьянки с комендатурой и за взаимовыгодную дружбу со штабными, – пространно ответил Крутов, продолжая смотреть на возвышающуюся над полом горку денег. – И еще одно, Андрей! Коли уж ты категорически отказываешься брать баксы на машину, возьми тогда на… Зечу. Чтобы его… Короче, чтобы не в общей яме, с бомжами безымянными. Будь человеком, а? – Только теперь Женя позволил дать себе слабину и посмотрел на Мешка умоляюще.

В воздухе подвисла тишина.

Глазами побитой собаки Крутов наблюдал за тем, как Андрей сначала мучительно и напряженно размышлял о чем-то, после чего поднялся, прошел через комнату, наклонился, скомкал в кулаке несколько бумажек с американскими президентами, не глядя сунул в карман и, не произнеся более ни слова, вышел сначала в прихожую, а затем на лестницу.

– Спасибо, – бледнея, прошептал Курт…

…На лестничной площадке, вполголоса переговариваясь, одну за другой смолили Кузоватов и два его бойца.

– Все, Геннадий Ильич, мы закончили, – надломленным голосом сказал Андрей. – Можете грузить. Задержание оформляйте на себя.

– Спасибо, Андрей.

– Боюсь, в данной ситуации «спасибо» – не самое уместное слово… Вы только его сначала через больничку проведите, ладно?

– Конечно. Ты не беспокойся: в конце концов, Жека нам тоже не чужой.

– Вот это-то во всей этой истории самое паскудное и есть.

– Ага, на себя запишем. А Крутов потом телегу на нас в прокуратуру накатает, – ворчливо заметил Канищев. – За неправомерные действия при задержании. В больничке-то огнестрел сразу на карандаш поставят.

Мешечко ожег старшину полным ненависти взглядом, но Кузоватов среагировал еще раньше:

– Нишкни, идиот! – рявкнул комбат. – Быстро дуйте в хату, пока Жека в одиночку чего-нибудь с собой не сотворил! С него станется…

Два бойца испуганно ломанулись в квартиру, и здесь открывшаяся перед их глазами картина повергла обоих в состояние глубокого культурного шока. Здесь культурного, так как «овошники» одновременно испытали чувство, схожее с ощущениями литературного персонажа Али-Бабы, впервые посетившего пещеру разбойников.

Измученный кровопотерей, близкий к уходу в бессознанку Крутов, завидев своих бывших коллег, досадливо скривился: азартное выражение лица старшины Канищева не оставляло у него сомнений в том, что уж эти «случайные пассажиры» сумеют найти «бесхозным» деньгам достойное применение. И намерение «передать средства в Фонд мира» даже если теоретически ими и рассматривается, то располагается оно далеко не в первой десятке прочих иных вариантов.

Бойцы присели на корточки подле буквально с неба свалившегося на них счастья и попытались на глазок прикинуть: сколько же здесь? И в этот момент «пришла беда, откуда не ждали»: в комнату неожиданно возвратился… Андрей. Молча и бесцеремонно он отодвинул «овошников» в сторону, сгреб с пола деньги, побросал их все, до последней бумажки в металлический ящик тайника и подхватил добычу на руки. Таким образом, счастье старшины Канищева и его напарника оказалось мимолетным. Каким, собственно, оно в большинстве случаев и бывает.

– Все-таки решил машину купить? – с плохо скрываемой усмешкой спросил, а вернее будет сказать простонал, Женя.

– Ага, – мрачно кивнул Мешечко. – Ту, на которой Наташку с того света вывозить станем!..

Санкт-Петербург,

21 сентября 2009 года,

вторник, 02:26 мск

Огромная медицинская палата с большим, чуть ли не во всю стену окном и всего с одной койкой, стоящей строго по центру.

Наташа лежит с закрытыми глазами.

Ее обнаженное тело, прикрытое простыней, сплошь облеплено какими-то проводочками-трубочками.

Вокруг что-то булькает, мигает, дергается стрелками не доступных пониманию простых смертных приборов «космической» внешности.