Евгений Сухов - Воровской дозор

Опросив жильцов подъезда, в котором произошло преступление, Золотницкий направился в другой, где опросы были столь же безуспешными. Создавалось впечатление, что в момент ограбления все жильцы одновременно ослепли и оглохли.

Возвращаясь к машине, Захар увидел, как в соседнем доме с первого этажа угловой квартиры его внимательно разглядывает подросток лет шестнадцати. Странное дело, когда он проходил мимо этого дома, паренек сидел точно в таком же положении и внимательно разглядывал его своими пронзительными глазами. Но ведь время учебное, он должен находиться в школе или сидеть за уроками, а этот поглядывал через окно, словно ему нечем больше заняться. Подростки в его возрасте полны энергии, жизни, максимум, сколько они могут выдержать на одном месте, так это пятнадцать минут, а паренек торчит у окна уже не меньше трех часов. Интересно, что это могло бы значить?

– Вы из этого дома? – подошел Золотницкий к женщине, которая сидела на лавке, поглядывая на него.

– Вы меня уже спрашивали, – виновато ответила она. – Ничего не видела, я ведь в это время на работе была.

– Извините, подзабыл… А вы случайно не знаете, что это за юноша в окно посматривает?

– А-а, это Феденька, ноги у него от рождения совсем не ходят.

– А с кем он живет?

– Живет с матушкой, вот только сейчас она куда-то вышла.

– Пойду поговорю с парнем, – заторопился Золотницкий.

Быстро вошел в подъезд и уверенно позвонил в дверь на первом этаже. Ждать пришлось недолго. Уже через минуту послышался звук открываемого замка, а затем дверь широко распахнулась.

На пороге предстал золотокудрый мальчуган лет шестнадцати, сидевший в коляске. В глазах его не было ни отчаяния, ни уныния, чем обычно сопровождается физическое увечье, а какое-то даже залихватское озорство. И от своих шаловливых ровесников паренек отличался лишь черной коляской, которая выглядела на его ногах неподъемными веригами.

– А чего ты вдруг сразу так открыл? – удивился Захар. – Мало ли кто может прийти? Надо было бы сначала спросить.

– А я вас видел, когда вы в подъезд входили, – ответил тот, подкупающе улыбнувшись. – Вокруг ведь больше никого не было.

– Ты за всеми так наблюдаешь?

– За всеми. У меня времени много.

– Я – майор Золотницкий, – показал Захар удостоверение. – А тебя зовут Федор?

– Да.

– Пройти можно?

– Вы ведь из уголовного розыска? – спросил задорным тоном мальчик.

– А как ты догадался?

– Я видел, как вы с соседями разговаривали. Потом переходили из одного подъезда в другой. Проходите. – Федор отъехал немного в сторону. Действовал он проворно, уверенно перебирая руками черные большие колеса.

– А ты наблюдательный, – прошел майор в аккуратную чистенькую комнату. – Все время так у окна сидишь?

– Когда делать нечего. Интересно наблюдать за людьми. А вы проходите сюда. – Федор въехал в просторный зал, пол которого был покрыт огромным ковром. По углам стояли две большие пальмы, заглядывавшие широкими листьями в окна. У противоположного стола продавленный диван, на котором, собравшись в клубок, спал пушистый рыжий кот.

– А три дня назад ты тоже сидел у окна?

– Это когда коллекционера ограбили?

– Верно. Только откуда ты про коллекционера знаешь?

– Так ведь все знают, – удивленно ответил Федор. – А еще я в Интернете прочитал.

– Так ты был у окна?

– В это время я уроки делал… Тоже у самого окна.

– Вот даже как, – невольно подался вперед майор. Целый день искал нужного свидетеля, а он, оказывается, совсем рядом находился. – И что же ты видел?

– Видел, как машина подъехала. Микроавтобус светлый. Вот только марку его не рассмотрел. Далековато все-таки. Но вроде бы какая-то японская марка. Сначала из машины вышли трое мужчин в спортивных костюмах. А минут через десять и водитель. Только он никуда не ходил, все время во дворе был.

– Ты запомнил, как они выглядели? – слегка волнуясь, спросил Золотницкий.

– Не очень, – слегка поморщился Федор. – У них бейсболки на голове были, они лица прятали. Помню только, что один небольшого роста и ходил как-то вразвалочку. Так обычно моряки ходят. А другой – на голову выше его, но худой какой-то. Потом из машины еще один вышел, мне показалось, что он постарше и хромал немного.

– Может, ты заметил в их внешности что-то особенное? Какие-нибудь шрамы на лице или ожоги? Мало ли чего бывает.

– Далековато было, – повторил Федор, – отсюда трудно рассмотреть.

– И что же было потом?

– Ничего особенного. Они сложили вещи у машины, а потом быстро загрузились и уехали.

– А много было тюков?

– Может, шесть, может, немного больше. Когда они выходили, так этими тюками просто обвешаны были. А вот хромой в сумках нес что-то хрупкое. Может, вазу какую-то… или еще что-то бьющееся. Это я сразу понял. Шел он осторожно, но не потому, что боялся споткнуться, а чтобы не расколотить.

– А что за сумки были?

– Простые такие. Спортивные. Большие. В них можно много чего положить.

– Понятно.

– Я вам помог? – с надеждой спросил Федя.

– Очень помог! – Золотницкий вытащил визитку и протянул ему: – Вот что, Федя, если что-нибудь вспомнишь, позвони вот по этому телефону.

– Обязательно позвоню, – кивнул паренек и бережно положил визитку в карман.

Лечение заняло десять дней. Спрятанный от внешнего мира за стенами больницы и отгороженный толпой сестричек и врачей, Феоктистов постоянно был на связи с майором Хабаковым, рассчитывая, что дело хоть как-то продвинется. Но майор неизменно отвечал:

– Ищем!

Первое время, уперевшись взглядом в потолок, Потап Викторович пытался отстраниться от обрушившихся на него проблем, а когда понял, что из этого ничего не получается, ускоренно завершил лечение и покинул больницу.

Протопав сто метров, он сунул руку в карман и вытащил из него небольшой кусочек черной материи, сложенный вчетверо. Еще недавно он верил в его магическую силу, считая, что тот приносит ему удачу. «Подвел, не уберег от беды», – с горечью подумал Феоктистов и без сожаления швырнул провинившийся талисман в темный зев урны.

Вот теперь все должно пойти по-другому.

Дома его встретила Надежда – участливая, мягкая. Она буквально растопила его душевную боль, окружила мужа заботой и старалась предугадать малейшее его желание. В какой-то момент Потап Викторович даже поймал себя на том, что чашка хорошо заваренного кофе, поданная руками любимой женушки, его интересует куда больше, чем сокровища, накопленные за тридцать лет жизни. Он даже научился равнодушно посматривать на публикации, посвященные ограблению его квартиры (а их набралось в последнее время предостаточно), и спокойно отнесся к передаче о его коллекции, где эксперт Эрмитажа взволнованно и очень эмоционально рассказывал о пропавших полотнах.