Алексей Макеев - Изумрудный свидетель

Да, только теперь уже поздно, даже вставать со стула не стоит. Как-то совсем уж одновременно, будто они тренировались, две плечистые фигуры появились по бокам веранды. Еще двое взбежали по ступеням, перекрывая Лешке и Саньку возможность юркнуть в дом.

Макс стоял в сторонке и гаденько улыбался в пространство. Он боялся встретиться взглядом с бывшими друзьями. Его сегодняшняя роль была понятна.

Бурого Лешка видел только раз в жизни. Этого авторитета приятели показали ему в ресторане. Теперь законник явился лично. Своей собственной персоной. Раздобревший дядя с одутловатым лицом двигался быстро и легко. Его маленькие глазки шустро побегали по сторонам, потом остановились на двух парнях, замерших на веранде.

Сухощавый мужчина с пронзительным взглядом стоял сбоку от Бурого. Его, кажется, больше волновало, что происходит в самом доме. Он что-то шепнул на ухо Бурому, тот кивнул двум плечистым парням, и те мгновенно исчезли в доме.

– Так вот вы какие! – сказал Бурый со странной интонацией.

Он то ли удивлялся, то ли с удовлетворением отмечал тот факт, что перед ним не красочные бандитские рожи, а обычные парни.

– Арсланчика, значит, порешили? Нехило, да, Хруст?

– Никого я не убивал, – спокойно возразил Лешка, стараясь не бегать глазами. – Он сам кинулся на меня и в погреб провалился. Там в темноте нельзя ходить, опасно.

– Ну, это мы решим, где и кому опасно ходить, – заявил Бурый, посмотрев на своих парней, которые вернулись из дома. – Где четвертый-то ваш? Вас же четверо всегда было, да? И ювелирный в Марьиной Роще вы вчетвером брали.

– Сука ты, Макс! – не сдержался Лешка.

– Он-то? – Бурый удивленно оглянулся на парня, топтавшегося рядом с клубничными грядками. – Сука, конечно. Но на них-то все и держится, если ты еще не сообразил, Конрад. Это надо не просто понять. Через такое надо пройти, как в дерьме полежать, посидеть, похлебать. Потом привыкнешь и перестанешь замечать. Так кто Арслана и Вована завалил?

– Я не знаю. Да и они тоже, – поспешно ответил Лешка.

– Не люблю я, когда чего-то не знаю. Это моя территория, а на ней творятся темные дела. Не люблю! Понял, нет?

– Я же говорю, что не знаем мы, – упорствовал Лешка.

– Да и хрен с ними, с покойниками. Я готов забыть о них, но меня очень интересуют камушки, один из которых через Арслана попал ко мне. Понял, нет? Та партия была из Марьиной Рощи или откуда-то еще?

– Не понимаю, о чем вообще базар, – процедил Лешка сквозь зубы, начиная злиться.

Хотя он и понимал, что это глупо. Не стоит кидаться с кулаками на тепловоз, мчащийся тебе навстречу.

– Ничего, нам спешить некуда, – констатировал Бурый. – Вижу, что место тут тихое, никто кругом не бродит, глазами не хлопает. Вот тут мы вас спрячем и будем периодически толковать, то с одним, то с другим, то с третьим.

При этих словах Макс дернулся, побледнел, но тяжелая рука быка легла на его цыплячью шею. Парень, осматривавший дом, подсказал законнику, что в кухне есть подпол. Бурый обрадовался, велел Лешку и Санька спустить туда, а Макса пока запереть в сарае. Этот, мол, скоро понадобится.

Потом Бурый повернулся к Хрусту и сказал:

– А ты давай дальше по своему плану. Нашумели мы немного. Этот человек может свалить из города, а он мне нужен, помнишь? Очень даже нужен!

Хруст кивнул и молча вышел за калитку.

Там, возле машин, к нему подскочил Фикса и спросил:

– Уезжаешь?

– Да, дело не доделано.

– А как же я?.. – Парень явно нервничал.

– Все будет так, как я сказал. Бурый тобой доволен. Ты мне помог. Люди погибли не по нашей вине. Пока законник будет разбираться да выяснять, все кончится. Держись, ты же боец, а не баба. Тебя не забудут! – Хруст обошел плотную фигуру Фиксы и сел в свою машину.

Гуров встретился с профессором Соколовским на стоянке служебных машин института. Профессор подошел к новенькой «Тойоте», открыл дверцу и пригласил сыщика садиться. Они так договаривались, потому что у профессора был сегодня дикий цейтнот, и лишних полчаса на беседу он просто не мог выкроить. А вот за счет дороги и возможных пробок все могло получиться к обоюдному удовольствию.

– Новая? – спросил Гуров, кивнув на приборную панель.

– Да, – с ласковым удовлетворением сказал профессор. – Только обкатал. Недавно в Питер на конференцию на ней ездил.

«Профессура нового типа, – подумал Гуров, вспомнив свое пребывание в доме Захарченко. – Наука Соколовского, безусловно, интересует, составляет основу всей его жизни. Но он хочет ездить на хорошей машине, потому что имеет приличный доход. Еще его, наверное, интересует хорошая кухня. Абы в какие рестораны он не ходит и абы какие костюмы не носит. Деловой мир, новый. Во времена Захарченко и его учителей все было проще. Набор материальных благ был куда более скромным».

– Так о чем вы хотели со мной поговорить, Лев Иванович? – ловко выруливая с парковочного места, поинтересовался Соколовский. – А то я, знаете ли, извелся весь. Как-то наши с вами департаменты не пересекаются в жизни. Где прикладная наука, а где уголовный розыск? Если только кто-то из ученых другого микроскопом по голове огреет!.. Большего мне не придумать.

– Вы просто забыли о девяностых годах, Игорь Дмитриевич, – заявил Гуров и улыбнулся. – Тогда и микроскопами по головам били, и ценное оборудование распродавали, предварительно списав его без всяких на то оснований. Государственными тайнами приторговывали по сходной цене. Много чего всплыло вместе с той грязной пеной.

– Да, – грустно согласился Соколовский. – Я тогда в институте лаборантом подвязался. Не поверите, но большую часть хоздоговорных денег я как прибавку к зарплате получал именно за таскание тяжестей, а не за опыты и мытье пробирок.

– Игорь Дмитриевич, именно этот период вашей жизни нам и интересен. Вы помните время, когда оптики получили фианит?

– Конечно! Я вроде как причастен к этому делу, хотя и в качестве лаборанта.

– Помните семнадцатую лабораторию? Там еще экспериментировали с новым режущим инструментом повышенной прочности, использовали для этой цели напыление из фианита?

– Да, конечно. Инициатором был профессор Колокольцев, ныне покойный. А я им тогда на собственном горбу таскал от оптиков полуфабрикаты. Так они называли необработанные фианиты. Практически всей работой руководил у Колокольцева старший инженер Кошелев. Отличный был мужик, помнится, альпинист, на гитаре здорово играл. Душа компании. Сообщали мне, что умер. Лет десять назад или больше. Ушибленный работой был человек, а в семье несчастен. Жена у него пила вроде. Не помню точно, тогда разное говорили. Слышал, что ребенок у него родился не совсем здоровый.

– А чем закончились эксперименты в семнадцатой лаборатории, не помните?