Виктория Платова - Змеи и лестницы

После ухода из злополучной коммуналки на Воскова, он успел еще заскочить в Театр Юного Зрителя, чтобы получить дополнительную информацию о пропавшей месяц назад Марине. Театральный сезон еще не начался, и в театре было не так уж много народу. А из тех, кто мог предоставить интересующую Вересня информацию (актеры, режиссеры, завлит, на худой конец – директор) – и вовсе никого. Это была лишь досадная остановка, незначительная помеха; в конце концов, разжившись здесь нужными адресами и телефонами, Вересень достал бы всех нужных ему людей в течение суток. Но эта остановка немного портила так удачно складывающийся день.

Скорее для проформы, он разговорился с вахтершей, охраняющей служебный вход в театр. Вахтерша представляла собой гремучую смесь из Перебейносихи, «Зой» и хорошо знакомого Вересню Цербера из бассейна Олимпийского резерва «Заря». Того самого, что вечно был недоволен «полосканием писек».

Гремучая смесь откликалась на имя Серафима Никифоровна, и Вересень отнесся к ней с крайним уважением и даже почтением, как будто СерНик была не простой вахтершей, а, как минимум, Чрезвычайным и Полномочным послом при ООН. Как показывал его предыдущий опыт, только таким способом можно укротить всех, без исключения, Серафим Никифоровных. Они поговорили о погоде (которая была, несомненно, хуже погоды тридцатилетней давности), и о театре (который был, несомненно, хуже театра тридцатилетней давности), – и лишь потом Вересень свернул на нужную ему тему.

– А что, Серафима Никифоровна, есть у вас в театре артистка Марина Данилова?

– Есть такая.

– И как? Хорошая?

– А никакая, – СерНик отличалась завидной лаконичностью.

– Вы ее видели на сцене?

– И без сцены все ясно.

– Да что вы говорите!

– А вот смотри. Бывает она здесь редко. С прошлой весны я ее раза четыре видела. Что это означает?

– Что?

– Что ролюшек у нее негусто. Стало быть, в репертуаре активно не занимают. Она девка интересная, красивая даже, а все равно ролей нет. Как актриса не тянет. Понимаешь?

– Может, палки в колеса вставляют таланту? Не дают развернуться?

– Нет. Кому талантливому палки в колеса вставляли, давно ушли. Сейчас-то есть куда. Кино, телевизор, сериалы всякие. Ну и в другой театр можно. И в антрепризу.

– Что же она не уходит, если ролей нет?

– Откуда же мне знать? Может, ушла уже. Говорю же, давно не показывалась.

– Может, знаете, с кем она здесь близко общалась? Дружила и… вообще?

– Про «вообще» не скажу, – СерНик пожевала сухими губами. – Свечку не держала. А дружить она ни с кем здесь не дружила. В попойках не участвовала. Сама пришла – сама ушла.

– А к ней никто не заглядывал? Какие-нибудь знакомые не из театра?

– Нет.

– И на выходе никогда не поджидали?

– Поджидают тех, кто в главных ролях занят. И то – не всегда. Прошли те времена, когда в театр, как в храм, ходили, – СерНик была явно из тех, кто придерживался мнения, что раньше вода была мокрее и сахар слаще.

– Что верно, то верно, – поддакнул Вересень.

Он уже совсем собрался уходить, и даже направился к двери, когда вахтерша окликнула его.

– Погоди. Чего вспомнила…

– Чего? – в один прыжок Вересень снова оказался у расхлябанного турникета.

– Крутился тут один парень этой весной. Артистку Данилову поджидал. Тоже, видать, актер.

– Откуда вы знаете?

– Ну, милый… Я в театре сорок пять лет служу. И актера по повадкам всегда узнáю.

– Это как? Повадки особенные? Специальные?

– Особенные. Актер слишком много шуму производит. На себя одеяло тянет, даже когда не на сцене. Речь поставленная. «Подает себя», как у нас говорят.

– Тот парень тоже… «подавал»?

– Все больше хамил. Потому я его и запомнила. Поначалу хотел в театр прорваться, к актрисе Даниловой. Я бы, может, его и пустила, но не люблю, когда неправильно разговаривают. Права начинают качать. Люблю людей вежливых и внимательных. Если бы ты мне просто корочки сунул – я бы с тобой и двумя словами не перемолвилась, будь ты хоть прокурор, хоть черт лысый, хоть кто.

Вересень мысленно вынес себе благодарность за правильный подход к служительнице храма искусства – с занесением в личное дело.

– И что тот парень? Ушел?

– Не сразу. Звонить начал. Сначала, видать, Даниловой, но та трубку не взяла.

– Почему вы так решили?

– А он как раз по этому поводу и ругался, а уже потом внаглую прорываться начал.

– А потом?

– Позвонил еще одному типу и тоже ругался. Собирались-де они спектакль ставить, да тип их подвел, запил и не явился. И по фамилии типа обзывал – Лапоногов. Тут-то я и скумекала – не тот ли Лапоногов, который Колька? У нас в театре служил, но по статье уволили за пьянку года полтора назад. Пил он как лошадь, но актер – от Бога. Талантище, что и говорить. Жалко парня, пропал ни за грош…

– Ну и память у вас, Серафима Никаноровна! Уникальная! – Вересень нисколько не льстил старой вахтерше. Воссоздать в подробностях случайный разговор, да еще произошедший более полугода назад – для этого надо было обладать выдающимися способностями. Экстраординарными.

– Поживешь с мое – такую же отрастишь.

– Такую не отращу.

– А вообще, да, – старуха хихикнула. – Ты вон молодой, а все в блокнотик пялишься, глаз не отрываешь, записываешь. Если так дальше пойдет, то к старости без подсказки и сортира не нащупаешь.

– Что поделать… Придется с подсказкой.

– Как что? Тренировать надо память. Стихи учить. Пьесы, опять же. Чехов, Островский. Бертольд Брехт – тоже хорошо.

– Ясно. Буду стараться. Прямо с Брехта и начну – сегодня же. И, раз уж у нас такой доверительный разговор пошел… Может, подскажете адресок… – тут Вересень снова сверился с блокнотом. – Николая Лапоногова?

– В администрацию загляни. Там сегодня секретарь. Она подскажет.

… Бешеной собаке – сто верст не крюк, – подумал о себе Вересень, паркуясь неподалеку от дома 107 по набережной реки Фонтанки. Согласно информации, полученной в ТЮЗе, именно этот адрес значился в личном деле актера Лапоногова. А до этого были другие адреса, числом пять – все в квадрате от Лиговки до Сенной и от Невского до Гороховой. Судя по всему, Николай Лапоногов снимал жилье в пешей доступности от места работы, чтобы не тратить деньги на общественный транспорт. Но из театра он вылетел полтора года назад, и за эти полтора года много чего могло произойти. Вплоть до гибели в пьяной драке (по свидетельству секретарши из администрации ТЮЗа артист высшей категории Лапоногов был буйным типом). И отсидки по статье 112 УК РФ – за ту же драку с медицинскими последствиями для избиваемых. А еще Лапоногов мог спиться в непосредственной близости от ТЮЗа или уехать на историческую родину в Боровичи и спиться уже там. Так что очередная смена местожительства явилась бы самым невинным развитием событий, а в вариант, что буйный тип отчалил в Голливуд и вот-вот будет номинирован на «Оскар», Вересень не верил по определению.