Алексис Лекей - Дама пик

– Слушай, Жюльен, – Мартен протянул ему кофе, – мы не в кино. У нас всегда были хорошие отношения, и я выручал тебя не меньше двух раз. Перестань путать меня со своими придурками, иначе мы поссоримся.

– Ладно-ладно, – вздохнул Жюльен, принимая менее театральную позу. – Что вам от меня нужно?

– Йосик.

– И слышать не хочу об этом подонке. Вот уже десять лет пытаюсь о нем забыть.

– Я ищу его не затем, чтобы вручить подарок, – уточнил Мартен.

– Плевал я на него. Не знаю, где он, не знаю, чем он занимается, и не хочу знать.

Мартен мог его понять. В восемнадцать лет Жюльену пришлось два года просидеть в одной камере с Йосиком. Сутенер не только ежедневно трахал его, но и передавал другим уркам. Жюльен дважды пытался совершить самоубийство, а после выхода из медчасти его снова помещали в ту же камеру, к Йосику. Которого он ни разу не выдал.

Мартен тогда входил в комиссию по проверке исполнения наказаний и узнал обо всем на условиях анонимности от одного из заключенных. Он настоял на том, чтобы Жюльена перевели в другое учреждение, угрожая предать гласности эту в общем-то банальную историю, если его требование не выполнят. И был услышан, однако вскоре его исключили из комиссии.

– Йосик в бегах, – сообщил Мартен. – Он подозревается в убийстве нескольких человек, включая одного опера, во время вооруженного ограбления. К тому же он напал на мою приятельницу, которая сейчас находится между жизнью и смертью.

– Печально, – согласился Жюльен, – но только что я могу сделать?

– Ему нужны бабки, – объяснил Мартен. – Он не один. С ним женщина, красивая, сорок лет. Жена опера, – продолжил Мартен. – С ней-то он и совершил ограбление.

– Не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, – зевая, произнес Жюльен. – Я вкалывал всю ночь. Умираю от усталости. Пойду лягу.

Как ни странно, даже после перевода в другую тюрьму Жюльен продолжал молчать и прикрывать Йосика. Мартен в конце концов понял, что он по уши влюблен в своего мучителя.

Жюльен встал и направился к односпальной кровати в глубине комнаты. Он снял покрывало и скользнул в постель. Положил голову на подушку и повернулся спиной к Мартену.

– Выключите, пожалуйста, свет и как следует захлопните дверь, когда будете уходить, – произнес он усталым голосом.

– Послушай меня, Жюльен, – сказал Мартен. – Мне этот подонок нужен, и я сделаю все, чтобы его заполучить. В настоящий момент я ищу его неофициально. Но если ты откажешься сотрудничать, поиски станут самыми что ни на есть официальными. И мне придется рассказать о тебе. Вот тогда все и начнется.

– Я не делаю ничего противозаконного. Никто не будет меня доставать, – возразил Жюльен, не открывая глаз. – Оставьте меня в покое. Для начала, я больше не Жюльен, а Жюли. Скоро у меня будут официальные документы.

– Нет, ты их не получишь. И тюрьма, в которую тебя отправят, не будет женской. Рассказать подробности?

– Вы не можете так со мной поступить!

– А это буду не я, а те, кто примет у меня дело. Им известны все твои мелкие гешефты, и они пока тебя не трогают, поскольку знают, что ты под моей защитой. Но стоит мне отвернуться, и им с лихвой хватит поводов, чтобы закрыть тебя на несколько месяцев. Погиб полицейский, Жюльен, и никаких поблажек не будет.

– Вы не можете так поступить, – повторил он, резко повернувшись к Мартену. – Вы не имеете права.

Две слезы скатились с его ресниц по худым щекам.

– Если Носика буду брать я, у него есть шанс остаться в живых. То есть ты ему окажешь услугу. А он перестанет пакостить окружающим.

Похоже, эта идея заставила Жюльена призадуматься.

– Есть одна девушка. Кристель.

– Одна из его девиц?

– Ну да. Бывшая, точнее. Она ушла с панели. В последнее время работала в “Филе”. В том баре, где и я. У нас были хорошие отношения. Я догадался, что она вкалывала на Йосика. По некоторым намекам. Это еще понять нужно было, но я понял.

– Сегодня вечером она придет?

– В том-то и дело, что нет. Она не появлялась уже две недели.

– Ушла без предупреждения?

– Просто не вышла на работу, и все.

– Думаешь, вернулась на улицу?

– Если Йосику нужно бабло, он мог прийти за ней и снова отправить на панель. Или она сбежала.

Мартен посмотрел на Жюльена. Парень выглядел изнуренным и напуганным.

– Если тебе еще что-то известно, советую сказать мне прямо сейчас, – произнес Мартен. – Потом будет поздно.

– Я больше ничего не знаю. – Жюльен широко раскрыл глаза, чтобы продемонстрировать свою искренность. – Клянусь.

Выйдя на улицу, Мартен поднял голову к серому небу. И это его спасло. Дубинка, утяжеленная свинцом, должна была раздробить ему затылок, но вместо этого скользнула по голове там, где волосы были густыми, что заметно самортизировало удар.

Он упал вперед, расшиб лицо о дверцу собственной машины, а потом сполз вниз, в сточную канаву, между дном автомобиля и бордюром, где прохожие не могли его увидеть.

В этот момент на углу улицы уборщик открыл кран. Ледяная вода хлынула в канаву и, неся весь мусор и хлам, добралась до Мартена, обрушилась ему на голову, затопила лицо и затылок, промочила одежду, завалила его пластиковыми пакетами, собачьим дерьмом, пивными банками и прочей разнообразной дрянью.

Вторник, час дня

Первое, что Мартен подумал, придя в себя: он все еще в больнице и не покидал ее с конца лета. А остальное – возвращение домой, жизнь с Марион, поиски убийцы, отстранение от расследования, то есть все, что он пережил после лета, – только сон, густо нашпигованный кошмарами. Он открыл глаза.

Перед глазами у него болтались три торчащие в разные стороны розовые сосиски. Беспрерывно повторялись назойливые звуки: “Сколь-ко-паль-цев. Сколь-ко-паль-цев”. На заднем плане в полутьме плавали овальные розоватые формы. Гигантские ломти вареной колбасы?

Чтобы избавиться от этого колбасного кошмара, Мартен снова закрыл глаза. Но звуки никуда не делись. “Сколь-ко-паль-цев?” У него что-то спрашивали. Он прошептал “Три”.

Бубнеж прекратился, и Мартен испытал такое облегчение, что на глаза навернулись слезы. Оказалось, поторопился, потому что вопросы возобновились. “Как вас зовут? Как вас зовут?”

Ему снова пришлось собрать в кулак все оставшиеся силы.

– Мартен, – еле слышно произнес он и замолчал.

Голос стих, розовые овалы перестали плавать в воздухе и прикрепились к более или менее ярким штукам – одежда, это была одежда, – а потом превратились в лица. Незнакомое лицо. Второе – более узнаваемое. Лицо Фурнье.

Мартен осознал, что у него жутко болит голова. Он попытался поднять руку, чтобы пощупать затылок, но застонал от боли. Возле него засуетились, что-то впрыснули в пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, который болтался у него над головой.