Кэти Райх - Уже мертва

— И что же вы думаете о принципе выбора этим придурком жертв?

Я подняла ладони:

— Все они — женщины.

— Прекрасно. Возраст?

— От шестнадцати до шестидесяти.

— Внешние характеристики?

— Разные.

— Местонахождение?

— Вся территория на карте.

— Что же привлекает этого сукина сына? То, как они выглядят? Магазин, в котором отовариваются? Или, быть может, их ботинки?

Я промолчала.

— Хоть что-нибудь объединяет пять этих женщин?

— То, что какой-то подонок их убил.

— Верно. — Наклонившись вперед, Шарбонно опустил руки на колени, сгорбился и тяжело вздохнул. — Клодель дерьмом изойдет.

Как только он ушел, я позвонила Райану. Ни его, ни Бертрана не оказалось на месте, и я оставила для них сообщение. Потом приступила к просмотру остальных дел из архива. Ничего заслуживающего внимания. Двое наркодельцов, которых прикончили и изрезали бывшие дружки. Человек, убитый, распиленный электропилой и отнесенный в подвал собственным племянником. Прибитое к берегу туловище женщины в хоккейной сумке. Ее голову и руки нашли тоже на берегу, но в другом месте. Осудили мужа.

Я закрыла последнюю папку и осознала, что страшно голодна. Еще бы! Уже без десяти два. Купив в кафетерии на восьмом этаже кусок ветчины с хлебом, круассан с сыром и диетическую колу, я вернулась в офис и приказала себе передохнуть. Но тут же наплевала на этот приказ и еще раз попыталась дозвониться до Райана. Он не появился.

«Перерыв так перерыв», — решила я, откусывая кусок бутерброда.

«Гэбби, — прозвучало в моей голове. — Нет уж!»

Клодель. Пошел он к черту!

Сен-Жак. Нет.

Кэти. Как я могу помочь ей? В данный момент никак.

Пит.

В моем животе привычно защекотало. Я вспомнила приятное покалывание на коже, учащенное биение сердца, влагу между ногами. Да, я всегда питала к нему страсть.

«Ты просто сексуально озабочена, Бреннан», — усмехнулся голос моего разума. Я откусила еще кусок бутерброда.

В моем воображении вдруг возник другой Пит. Ночи, проведенные в гневе. Нескончаемые споры. Ужины в одиночку. Холодные волны обиды, остужающие пыл страсти. Я хлебнула колы. Почему мысли о Пите посещали меня так часто?

«Если шанс на восстановление отношений у нас есть…» — прозвучало в моем мозгу.

«Нет уж, спасибо!» — воспротивилась я.

Попытка передохнуть и расслабиться не увенчалась успехом. Я взяла со стола распечатку, сделанную Люси, и еще раз просмотрела списки, стараясь не капнуть на них горчицей. Меня заинтересовали те строчки, которые Люси, по-видимому посчитав лишними, зачеркнула карандашом. Из чистого любопытства я стерла ее пометки ластиком и прочла написанное под ними. В двух случаях речь шла о телах убитых, засунутых в бочку и залитых кислотой. Это касалось выяснения отношений торговцев наркотиками.

Третий пункт озадачил меня. Дело 1990 года, вскрытие трупа производил Жан Пелетье. Коронер не указан. В колонке «имя» значилось: обезьяна. Других данных, в том числе даты рождения, даты проведения аутопсии и причины смерти, не указывалось. Это дело было включено в список, который Люси получила, введя в качестве ключевых слова «расчленение после наступления смерти».

Съев круассан, я опять направилась в центральный архив и нашла папку с документами по этому делу. Она содержала всего лишь полицейский отчет, единственный лист с пометками патологоанатома и конверт с фотографиями. Я просмотрела все это и пошла искать Пелетье.

— Можно вас на минутку? — обратилась я к его спине.

Он выпрямился, отстраняясь от микроскопа. В одной руке очки, в другой — ручка.

— Входите-входите.

Если преимущество моего кабинета заключалось в виде из окна, у Пелетье был простор. Он пересек свое царство и указал мне на стулья у письменного стола. Перед ними стоял еще один маленький столик.

Засунув руку в карман лабораторного халата, Пелетье извлек пачку «Морье» и протянул ее мне. Я покачала головой. Это повторялось в сотый раз. Ему было прекрасно известно, что я не курю, но он всегда считал своим долгом предложить мне сигарету. Наверное, тоже любил свои привычки, как Клодель.

— Чем могу быть полезным?

— Меня заинтересовало одно дело. Вскрытием занимались в девяностом году вы.

Он закурил.

— Это было так давно, моя дорогая! Я, наверное, ничего уже не помню о том вскрытии. Иногда я забываю собственный адрес. — Лицо Пелетье приняло заговорщическое выражение. — Я всегда записываю его на спичечных коробках, — прошептал он, чуть подавшись вперед и прикрыв рот ладонью. — На всякий случай.

Мы оба рассмеялись.

— Доктор Пелетье, я уверена, что вы помните все, о чем хотите помнить.

Он с невинным видом пожал плечами и покачал головой.

— В любом случае, я принесла с собой документы. — Я раскрыла папку. — Согласно полицейскому отчету труп был найден в спортивной сумке за автовокзалом «Вояжер». Какой-то прохожий приоткрыл сумку, надеясь по ее содержимому разыскать владельца.

— Какой честный!

— Ему не понравился запах, который тут же ударил в нос. По его словам… — Я разыскала соответствующий кусок в отчете, чтобы зачитать дословно. — «Из сумки повеяло духом Сатаны, этот дух мгновенно обволок мою душу». Конец цитаты.

— Поэт. Мне понравилось, — произнес Пелетье. — Интересно, как бы этот парень высказался, если бы увидел мои шорты?

Я не обратила на его шутку внимания.

— Он отнес сумку диспетчеру, а тот вызвал полицию. В сумке обнаружено разрезанное на части и завернутое в скатерть человеческое тело.

— А, да. Помню, — сказал Пелетье, указывая на меня желтоватым пальцем. — Ужасно. Безумно. — Его лицо перекосилось. — Дело терминальной обезьяны.

— Значит, я правильно поняла то, что написано в вашем отчете?

Он вопросительно поднял брови.

— Это и вправду была обезьяна?

— Капуцин, — мрачно кивнул Пелетье.

— Почему же ею занималась лаборатория?

— Она была мертвой.

— Ага. — Комедия. — Но коронер-то тут при чем?

Наверное, он увидел что-то особенное в выражении моих глаз, потому что ответил вполне серьезно:

— Кто-то содрал с обезьяны шкуру и разрезал тело на части. Копы подумали, что это недоношенный человеческий плод или новорожденный ребенок, вот и прислали содержимое сумки к нам.

— Вы не обнаружили тогда ничего странного?

Я сама не понимала, что хочу услышать.

— Не-а. Обыкновенная разрезанная обезьяна.

Уголки его губ дрогнули.

Я знала, что задаю тупые вопросы.

— В том, каким образом обезьяну разрезали, вам ничего не показалось необычным?

— Нет. Обезьян всегда расчленяют одинаково.

Разговор постоянно сводился к шуткам.

— А кому принадлежал капуцин, удалось узнать?

— Да. В газете появилась заметка, и вскоре нам позвонил какой-то тип из университета. Биолог, зоолог или что-то в этом роде. Англофон. А, вот еще что!