Максим Есаулов - Собачья работа

Максаков усмехнулся.

— Ответственный от руководства Управления внутренних дел Архитектурного района Санкт-Петербурга, начальник отдела по раскрытию умышленных убийств службы криминальной милиции майор милиции Максаков.

Внимательный серьезно кивнул, не поняв издевки.

— Вы написали в журнале проверок об отсутствии у вас замечаний по несению службы.

Голос у него был хорошо поставлен.

«Бывший военный штабист или замполит», — сообразил Максаков.

— Тем не менее мною выявлены: во-первых несоблюдение дежурным по отделу Лопатниковым формы одежды — шеврон смещен от центральной оси рукава на полтора сантиметра, во-вторых незнание дежурной частью дополнительной инструкции по приказу МВД номер шесть три ноль два один пять «О действии службы участковых инспекторов при цунами».

— Зато они про метеориты знают, — вздохнул Максаков. — Вы их спросите.

— Ментяры! Хотите выпить?! — заорал вдруг в обезьяннике крупный лысый мужик в полушубке из искусственного меха. — Жрите, суки!

Струя мочи ударила через решетку, едва не задев проверяющего. Он отскочил в сторону.

— Б…дь! — Лопатников схватил дубинку и кинулся к железной двери. Помощник дежурного достал наручники и последовал за ним.

— Вася! Не торопись! Ща у него струя кончится, и войдем.

Нинка оторвалась на секунду, усмехнулась и продолжила допрос. Ее подопечный даже не обернулся.

— На… Напрасно вы иронизируете, товарищ майор. — Внимательный с опаской косился на клетку, где Лопатников с помощником пытались надеть дебоширу наручники. — Я буду вынужден подать представление о вашем наказании.

Максаков достал сигарету, глядя, как Вася умело перехватил мужику гибкой дубинкой шею, а помощник щелкнул «браслетами».

— Вы когда-нибудь выезжали на убийство?

— Давайте не будем передергивать. — Внимательный подошел к выходу. — Каждый должен заниматься своим делом. А что?

Максаков отвернулся.

— Ничего. Просто вы — счастливый человек, старший лейтенант.

Хлопнула дверь. Лопатников вытер пот и бросил дубинку на сейф.

— Козел!

— Буян или лейтенант?

— Оба!

— Сука! Б…дь! Ты у меня… — Парень вскочил со стула и орал на Колосову тонким голосом.

Она, откинувшись на спинку стула, спокойно смотрела на него.

«Господи, сколько можно орать!» Максаков подошел к нему и, схватив за шиворот, бросил обратно на стул. Юнец сполз на пол и завыл. На подбородок потекла слюна.

— Не трогай меня, мент поганый, мне плохо, я умереть могу!

— Ломка? — Максаков вытер руку о пальто.

— Не знаю. — Нина невозмутимо закинула руки за голову и сладострастно потянулась. — Говорит — эпилепсия. Все равно на подписку.

Парень перестал выть и сел на полу.

— За что загребли?

Он молчал.

— Попытка сумку рвануть. — Колосова улыбнулась. — На глазах у наряда. Полная сознанка, не судим, прописан, учится. Если задержу — шеф с дерьмом съест.

— Отдайте ножик, — вдруг тихо сказал сидящий на полу парень. — Скажите ей. Этой сучке! Нож отдайте, ментяры! Все, что от бати осталось!

Он снова начал орать. По щекам хлынули слезы. Максаков нагнулся и отвесил ему подзатыльник.

— Заткнись! Еще раз «сучку» услышу — убью.

— Да ладно. — Нинка лукаво посмотрела на Максакова, чуть вздернув в улыбке верхнюю губу. — В одном он прав точно. Я — не кобель.

Парень умолк. Максаков выпрямился.

— Что за нож-то?

Нинка покопалась в пакете на столе.

— Вот.

Обыкновенный раскладной ножик из рыболовно-охотничьего магазина. Не выкидуха. На лезвии гравировка: «Сыну Ромке. Будь мужчиной».

— Где сам батя-то?

— Ушел от нас.

— Алексеич! Готово! — Гималаев махал рукой от дверей.

— Пока, Нин. Полетел. Спокойно додежурить тебе.

— Нож-то отдать, может?

Он обернулся у дверей.

— Как хочешь. Но лучше не надо…

За пультом Лопатников озабоченно разглядывал наполовину оторванный дебоширом шеврон.

— Ну вот. Будем устранять выявленные недостатки.

Двор был длинный, проходной и очень темный. Максаков щелкнул зажигалкой. Без десяти четыре. Улица Курляндская, расположенная на отшибе Адмиралтейского района, казалась абсолютно вымершей. На подъезде они не встретили ни единой живой души. Ветер ощутимо колол сквозь одежду. Гималаев и Дронов с фонарем планомерно обследовали парадные в поисках нужной квартиры. Андронов в короткой куртке приплясывал на месте. Маринка, наотрез отказавшаяся остаться в машине, пряталась от ветра у него за спиной.

— Сюда! — Гималаев тихо свистнул. — Мы близки к цели.

— С чего это ты так оптимистично смотришь на жизнь? — У Андронова зуб на зуб не попадал.

Гималаев посветил на светлую «восьмерку», припаркованную у одной из парадной. Под задним стеклом пластырем был прилеплен прямоугольник бумаги: «Продается ВАЗ-2108 1995 года т. 316-42-91, Парамонов Вадим Вадимович. Вечером».

— Телефончик-то наш.

— Имя тоже мы слышали.

— Нашел, — подошел Дронов. — Вон та парадная, третий этаж.

Дверь тоже пришлось изучать в свете фонаря — на улице и то было светлее. Судя по количеству звонков, в коммуналке было комнат семь. Небольшая для этого района квартира. Максаков и Гималаев встали перед дверью. За ними Андронов и остальные. Игорь уверенно надавил кнопочку под табличкой «Парамоновы». Внутри квартиры раздалась соловьиная трель. Тишина давила на уши. Никакой реакции.

«Четыре утра. Самый сон», — подумал Максаков.

Имитация птичьего голоса снова вспорола темноту. Где-то глубоко скрипнули полы. Загремел засов второй двери.

— Кто?

Каждый из оперов, кто изобретает новый способ войти в адрес, достоин памятника.

— Вадим Вадимович? — подал голос Игорь. — Это из милиции. У вас была автомашина ВАЗ двадцать один ноль восемь?

— Что значит «была»?

Захрустели замки. Опять сработало.

— Что значит «была»?

— Тихо! — Максаков, показав удостоверение, оттеснил внутрь квартиры высокого мужчину в халате.

Остальные просочились следом. Хозяин едва не уронил с лица большие круглые очки.

— Что…

— Тихо! — угрожающе повторил Максаков и показал пистолет. — Уголовный розыск. Гена где?

— У себя. — По лицу Парамонова было видно, что он ничего не понимает.

— Где его комната?

— Третья.

— Справа? Слева?.

— У нас все справа.

— Марина, посмотри за ним.

Они двинулись по темному коридору, боясь налететь на тумбочки, столики, велосипеды. Горящее бра осталось в прихожей. Стало темно. Максаков считал двери. Первая. Тяжелый больной храп. Вторая. Детское бормотанье во сне. Третья! Все замерли. Изнутри в щель пробивался свет. Кто-то кашлянул и чем-то зашуршал.

«Пятый час, — подумал Максаков. — Чем он занят?»

«Моторола» в кармане разразилась громким пиликаньем.