Рут Ренделл - Застигнутый врасплох

Туи должен знать. Вексфорду было неприятно сознавать, что Туи единственный из живых людей знает тайну и что он надежно спрятался вместе с ней. Может потребоваться не один день или даже не одна неделя…

В Майфлит. Церковные колокола в Кластервеле звонили к вечерне, и когда их звук затих у него за спиной, впереди послышался звон восьми колоколов Майфлита, гулкие бронзовые переливы которых разносились в вечернем воздухе.

К парадной двери миссис Кэнтрип была прикреплена записка: «Ушла в церковь. Вернусь в 7.30». «Приглашение ворам», — подумал Вексфорд, разве что за последние десять лет он не мог припомнить в Майфлите ни одной квартирной кражи. Под сенью этих деревьев зрели более серьезные преступления. Когда старший инспектор повернулся, чтобы уйти, о его ноги потерся вынырнувший из цветов рыжий кот.

Вдыхая аромат сосен, которые целый день грелись на солнце, Вексфорд вошел в лес. Он выбрал ту же тропинку, по которой ночью шла Элизабет Найтингейл, и добрался до поляны, где, как предполагал Берден, она встретилась с Туи и… что?

Возможно, Берден опять оказался прав. Эти посылки могли не отправляться почтой, а передаваться из рук в руки. И вряд ли Элизабет носила такие крупные суммы денег в сумочке. В любом случае в ту ночь сумочки у нее не было, только пальто и фонарь… Вексфорд посмотрел на покрытое мхом бревно, на котором сидела Элизабет. На сухой песчаной почве все еще были заметны отпечатки четырех туфель, а также кучки сосновых иголок, собранные двумя парами ног.

Если она действительно встречалась здесь с Туи — возможно, за ними наблюдал Шон, неправильно интерпретировавший цель встречи, — то как сюда добрался шантажист? Из Помфрета через поросший лесом холм? Или по тропинке, которая огибала огороды Майфлита и выходила… Куда? Вексфорд решил выяснить.

Церковные колокола смолкли, и наступила полная тишина. Старший инспектор шел среди ровных, тонких стволов сосен, изредка бросая взгляд на просветы бледного серебристого неба или на сам лес, обступавший его со всех сторон, темный и до высоты человеческого роста такой пустой, что здесь даже не пели птицы, а единственным проявлением жизни были вьющиеся стайки комаров.

Именно из-за комаров Вексфорд с облегчением вздохнул, когда деревья слева от него расступились и выяснилось, что он приближается к ограде участка. Впереди слышалась тихая музыка. Слащавая и сентиментальная, в которой он узнал популярную танцевальную мелодию и которая напомнила ему нежные и слегка эротичные звуки, плывшие к нему из транзистора Катье Доорн. Но стоило ему подумать, как мило и безмятежно звучит эта музыка тихим летним вечером, как она смолкла, сменившись жуткой какофонией, нестройным ревом нескольких саксофонов, синтезаторов, барабанов и электрогитар.

Вексфорд заглянул за ограду и увидел квадратный участок земли, заросший сорняками и заваленный мусором, — задний двор Ловеллов. Из открытого окна кухни тянулся электрический провод, футов пятьдесят, прямо к сараю, из которого доносился этот грохот. Вексфорд слегка попятился, зажимая ладонями уши.

Потом опустил руки. В сарае кто-то разговаривал. Тон и тембр голоса ни с чем спутать невозможно, и акцент тщательно имитируется. Северо-восток США, решил Вексфорд.

Его разбирало любопытство, и он стал слушать.

Обращаясь к невидимой и в действительности несуществующей аудитории как «парни и девушки», Шон Ловелл на бойком профессиональном жаргоне пренебрежительно отозвался о предыдущей композиции, а затем с воодушевлением объявил следующую. Теперь это было звуковое извержение биг-бэнда, еще более нестройное, чем какофония, заставившая Вексфорда зажать уши.

Музыка смолкла. Шон снова заговорил, и по мере того, как до Вексфорда доходил истинный смысл слов юноши, его охватывала острая жалость. «Пожалуй, — подумал он, — нет в мире занятия печальнее, чем подслушивать человека, оставшегося наедине со своими грезами, удовлетворяющего свою тайную и нелепую страсть».

— А теперь… — Голос Шона казался бесплотным. — То, что вы так ждали. Сегодня вы проделали долгий путь, и я обещаю, что вы не будете разочарованы. Вот он, мальчики и девочки. Давайте поприветствуем нашего Шона Ловелла!

Он запел — без аккомпанемента. Вексфорд ушел, двигаясь очень осторожно и тихо для такого крупного человека; ни одна ветка не хрустнула у него под ногами на усыпанной сосновыми иглами земле.

Теперь он знал, чем занимался Шон в тот вечер, чем занимался каждый вечер и, возможно, будет заниматься еще не один год, пока его не подцепит какая-нибудь девчонка, которая покажет, как умирают грезы, и объяснит, что жизнь возделывает лишь сады богачей.

Вексфорд так устал, что заснул, едва коснувшись головой подушки. Подобно большинству людей, достигших той жизненной поры, когда средний возраст подходит к концу, а старость еще не наступила, он все хуже и хуже спал по ночам. Много лет назад, еще в молодости, у него выработалась разумная привычка ночью освобождать свой мозг от тревог и забот дня и переключать мысли на домашние дела и приятные воспоминания. Но подсознание было ему неподвластно, и дневные тревоги часто проявляли себя в виде снов.

Так было и этой ночью. Во сне он гулял вдоль берега реки по одной из своих любимых тропок, как вдруг увидел мальчика, ловившего рыбу выше по течению. Мальчик был светловолос и худ, с костлявым англосаксонским лицом. Вексфорд приблизился, держась в тени деревьев, по какой-то необъяснимой причине желая остаться незамеченным. У реки было тепло и приятно — стоял летний вечер, какой обычно приходит на смену долгому жаркому дню.

Потом он услышал чей-то голос и увидел девочку, бегущую по кромке холма. Светлые, почти желтые волосы и черты лица сказали ему, что это сестра мальчика, старшая, лет четырнадцати или пятнадцати. Она пришла за братом, и Вексфорд услышал ожесточенный спор, потому что мальчик хотел остаться и удить рыбу.

Вексфорд знал, что должен пойти за ними через луг. Они бежали впереди; волосы девочки развевались на ветру. В небе над ними появился самолет, от которого отделились бомбы, похожие на черные перья.

Дом рухнул не полностью; голые стены без окон окружали дымящуюся груду, из которой доносились крики заживо погребенных. Дети не были потрясены или испуганы — ночной кошмар, как правило, лишен естественных чувств. Равнодушный наблюдатель, он смотрел, как девочка ощупью пробирается в адскую черноту; мальчик не отставал от нее. Увидел длинную бледную руку, торчащую из обломков, услышал голос, зовущий на помощь, молящий о милосердии. Дети принялись разгребать мусор голыми руками, и он подошел, чтобы помочь им. Потом увидел, что они не освобождают искаженные криком лица, а закапывают еще глубже, заливаясь дьявольским смехом и торопясь закончить начатое бомбой. Он закричал, пытаясь их остановить, и проснулся.