Николай Леонов - Волчий билет

— Здравствуйте, в доме имеются наличные деньги? Вы, видимо, запамятовали, что невесту Антона тоже надо похоронить. А в том доме денег нет.

Супруга, видимо, ожидала значительно худшего; узнав, что нужны лишь деньги, сразу успокоилась, деловито спросила:

— Сколько вам требуется, Лев Иванович?

— Не знаю, думаю, одной десятой от ваших расходов будет достаточно, — ответил Гуров.

— Подождите минуточку. — Хозяйка скрылась в глубине квартиры.

Мужчины остались одни. Факт, что женщина взяла бразды правления в свои руки, подействовал на хозяина как мощный допинг. Вытерев пот с лица, он выпрямился и, криво улыбнувшись, спросил:

— Вы и впрямь посмели бы меня ударить?

— Я сказал, набью морду, что означает не просто разок ударить. — Гуров взглядом оценил комплекцию хозяина и нехорошо улыбнулся. — Вам бы накладывали швы, и вы бы объясняли, что упали с лестницы. Перестаньте изображать из себя жертву, несчастного отца, у которого убили сына. Антона убили вы сами.

— Я? — Сергеев схватился за грудь.

— Не один. Я все выяснил. Антон кололся, и вы это знаете, а я имею доказательства, — уверенно солгал Гуров. — Сына прикончили вместе с супругой. — Сыщик сжал кулак. — Вот вы у меня где. И не только имя, репутация, но и ваша жизнь. Ведите себя тихо-тихо, возможно, я вас и спасу. Посмотрим, как карта ляжет. И делиться ни с кем не советую. Горбун несет свой горб в одиночку.

— Вот. Пожалуйста, — сказала Вера, входя в комнату и протягивая Гурову пачку долларов в банковской упаковке. — Здесь десять тысяч.

— Много, я принесу вам остаток. — Гуров опустил пачку в карман куртки.

— Оставьте их матери, — ответила Вера. Гуров ничего не ответил, кивнул и вышел. Потому он и сказал Марии, что деньги у него имеются.

Сыщик зашел в приемную Орлова, секретарь перестала набирать номер, положила трубку.

— Лев Иванович, вас просят... — Верочка запнулась: за много лет совместной службы она впервые видела всегда лощеного сыщика одетого как рабочий или приезжий. — Вас срочно просит к себе генерал-полковник, но в таком виде...

В каком он виде, Гуров не дослушал, побежал по коридору. Секретарь Бодрашова, увидев Гурова, ничего не сказала, молча кивнула на дверь.

В кабинете, кроме хозяина, находились Орлов и генерал-лейтенант Кулагин, работавший в контрразведке и ожидавший, что не сегодня, так завтра его выгонят. Когда сменяли начальника ФСБ, начальника контрразведки меняли почти наверняка.

— Здравия желаю! — Гуров вытянулся и попытался щелкнуть стоптанными кроссовками. — Извините за внешний вид, но меня перехватили, когда я убегал на операцию.

— Извиняем, Лев Иванович, — замминистра широко улыбнулся. — А знаете, вам идет, вы смотритесь моложе и симпатичнее.

— Спасибо, Алексей Алексеевич. — Гуров взглянул на своего шефа, который ни о какой операции не знал, и доложил: — Петр Николаевич, я вчера вечером вам докладывал, что сегодня хоронят девочку, которая была вместе с сыном Сергеева. Бедная семья, старое заброшенное кладбище, я должен соответствовать. Теоретически я могу там встретить интересного человека.

— Вы едете с группой? — спросил Бодрашов.

— Один, Алексей Алексеевич, — ответил Гуров. — Шансов на встречу немного, а если состоится, меня и одного вполне хватит.

— Вам виднее! — Бодрашов махнул тяжелой рукой. — Так вы считаете, что задержанный Фокин нам неинтересен?

— Считаю. Согласовал вопрос с прокуратурой. Она того же мнения. Он может оказаться интересным свидетелем по вновь открывшимся обстоятельствам.

— Почему не знаю? — недовольно спросил Бодрашов.

— Потому, Алексей Алексеевич, что вы заместитель министра, и если я начну вам все свое дерьмо докладывать, вы в нем и потонете, — ответил Гуров и демонстративно посмотрел на часы.

— Ладно, идите, — сказал Бодрашов.

— Позвони мне домой, — сказал Орлов.

— Я к тебе завтра зайду, — добавил Кулагин.

— Всего доброго. — Гуров кивнул и исчез за дверью.

Мария взяла в костюмерной театра ношеное черное платье, подходящие туфли, черную ленту, которой подвязала волосы, сняла кольца, оставив на руке лишь скромные часы. Она осталась такой же красивой, отметил Гуров, даже в чем-то выиграла: скромный наряд и отсутствие косметики подчеркивали белизну кожи и чарующий блеск ее глаз. Гуров в задрипанном джинсовом костюме, который он не разрешал выбрасывать, так как надевал во время поездок в деревню к родителям, смотрелся совсем молодым стройным мужиком, едва ли не парнем, а седина придавала некоторую загадочность.

Новая одежда делала супругов свободнее в движениях, проще. Возможно, одежда была и ни при чем, просто Мария перестала быть знаменитой актрисой и не думала о том, что необходимо соответствовать, а Гуров забыл, что он полковник и опер-важняк, походил на обычного офицера в отставке, своего парня, с которым можно трепаться ни о чем, травить анекдоты.

Они нравились друг другу, Мария даже сказала:

— Так и будешь теперь ходить, белая рубашка и галстук тебя просто уродуют.

— Как скажешь. Маша, — ответил сыщик. — Только согласую вопрос с моим руководством. — Гуров свернул с Ленинградки и через пять минут был уже у входа на кладбище. Он поставил машину чуть в стороне, чтобы не обращать на нее внимание хоронивших.

Мария купила цветы, скромные, но достойные, и супруги вошли на кладбище.

— Ты знаешь мать в лицо? — спросила Маша.

— Сориентируюсь, — ответил Гуров. — Не забудь, нам необходимо попасть на поминки.

— Нас пригласят, — уверенно ответила Мария, и они пошли по центральной аллее среди старинных памятников и скромных современных могил.

Каждый знает, на кладбище и воздух особенный, более свежий, чуть терпкий, и люди ведут себя совсем иначе, не суетятся, больше молчат, а разговаривают тихо, короткими фразами.

Гуров определил для себя, что ищет группу пожилых женщин, человек пять-восемь, не более, одетых скромно, даже бедно, среди них возможны одна-две пьяные, более говорливые. Из рассказа Валентина Нестеренко сыщик понял: достаток матери и дочери лежал ниже уровня бедности. Ну соберутся соседки по дому, может, мужичок-пенсионер присоединится в надежде, что стаканчик нальют.

Мария остановила мужчину в комбинезоне и с лопатой, спросила:

— Извините, сейчас где проходят захоронения?

— Натолклись, словно кильки в банку, мест давно нет, а они все лезут. — Рабочий был поддатый и отчего-то агрессивный, видимо, попало от начальства.

Гуров взял его за бицепс, умышленно сделал больно, тихо, но жестко спросил:

— Ты себе-то местечко оставил?

Видно, мужик был неслабый, к такому тону не привык, больше сам командовал, но, почувствовав хватку незнакомца, услышав уверенный голос, возникать не стал, спросил: